— Когда они лезут в окна, шмонают наших гостей, им можно. А мои ни к кому не пристают, кутят за свои. Уж как могут. Мне мужиков не одолеть. Много раз выкидывала их, но не могу запретить девчонкам любить, встречаться с друзьями. На то она и молодость. Короткая и самая памятная пора в жизни. Повзрослеют и остепенятся, разве я неправа? Глядишь, и меня добрым словом вспомнят, — улыбнулась женщина.
— Оно все так, но придержи разгул! Давай по-хорошему, — оглянулся оперативник на девку, обнявшую его за плечи и шепнувшую на ухо:
— Пошли к нам. Кончай Кате шею пудрить. Забейте на соседей. Когда они бухают, у нас стены шатаются, как с будуна. Чего ж мы не жалуемся? Вон эта, что над нами приморилась, сына младшего женила, целый месяц дом гудел. Никто ей слова не вякнул.
— Свадьба дело особое! — заметил опер.
— Ага! Уже третья по счету только при нас. Да еще сюда мылился козел. Ну да мы его подналадили. Зеленый покуда. Что с ним делать? Другое дело с тобой покувыркаться, — заглянула в глаза, и человек не устоял.
Сержанта вторая девка приголубила. Облепила всего губами, руками, ногами. Голову парня в грудь воткнула так, что не продохнуть. И чешет за ухом у него, приговаривая:
— Зайка мой лопоухий, на что тебе соседки сдались? На них старых ни у кого не стоит, вот и сохнут от зависти. А нам плевать на кикимор. Пошли, оторвемся по полной программе и пусть сдохнут от злости все, забывшие про любовь! Она тоже короткая, как улыбка! — уволокла сержанта в другую комнату
Скоро там стало темно и тихо.
Когда ушли эти ребята, Катя уже не видела. Девки, заглянув к ней в комнату, хихикали:
— Ну, отвалили! С месяц не нарисуются, отходняк у них будет. Обслужили классно! Они не то что жалобы читать не смогут, на родных баб долго смотреть не станут. Чуть ни на карачках уползли! — посмеивались меж собой.
— Одно плохо, что на халяву ублажали!
— Да будет ныть! Зато целый месяц срывай навары, и никто тебя за хвост не тормознет, не сгребет в бухарник.
— Смотрите, чтоб тихо у вас было! Без шума! Поняли? — оборвала хозяйка девок, те переглянулись:
— Так всех хахалей менты выкинули. Нынче никто не возникнет. Может, завтра нарисуются! — сказала самая бойкая Юлька. Но не успела закрыть рот, как в дверь позвонили.
Катя услышала, как ожила девчоночья стайка. Хохот, шутки сыпались словно из ведра.
— Да проходи шустрей!
— Чего топчешься как не родной?
— А что вкусненького приволок? Выгружайся, самосвальчик наш! Сюда рули, на кухню прямиком! — командовали мужику. Тот вытаскивал из пакетов кульки, свертки, бутылки. Едва успел выгрести, в двери снова позвонили. Еще один засветился на горизонте. И этого встретили радостным смехом. А вытряхнув из карманов, ввели в свою комнату, предварительно наглухо задернув занавески.
Едва сели к столу, снова звонок. Кто-то приехал на машине. Из багажника что-то в ящиках и в мешках понесли на кухню.
Вскоре Юлька принесла Кате помидоры и сыр, большую кружку домашней сметаны и свежий, еще теплый, хлеб.
— Ешь! — поставила миски перед бабой, обняла, поцеловала в висок:
— Мой козел всплыл. Целый месяц не возникал. Говорит, что в командировке был. Но чую, брешет паскудник, глаза прячет не случайно, — поделилась тихо и добавила:
— Меда приволок целую флягу. Видно на своей пасеке ошивался в Кызбуруне. А признаваться не хочет. Там у него жена и дети все лето живут. Вот и он пригрелся, про меня забыл, — вздохнула Юлька и добавила:
— А ты ешь! Я еще чаю с медом принесу, чтоб ночью сладкие сны снились, из девичества. Как жаль, что оно коротким было. Не успели оглянуться, бабами стали. А от девичества, как от любви, одни лямки остались. Будто все приснилось, — погрустнела Юлька.
— О чем жалеешь? О своей глухой деревухе, о лачуге из кизяка и немытом пастухе? Смотри, как ты сегодня живешь! Одета, что королева, шифоньер и чемоданы трещат от нарядов. Их на десяток жизней. Вся в золоте, будто новогодняя елка. Уже студентка. «Бабки» имеешь неплохие, что еще нужно?
— Эх, Катя! Все что имею, отдала б без жалости за один день из девичества в своем захолустье. Только уж не вернуть и минутки из того времени, а как жаль, — соскочила слезинка со щеки и, упав на пышную грудь, исчезла бесследно.
— Не грусти. У тебя все наладится. Станешь женой, матерью и снова будешь счастлива! — погладила девку по плечу и напомнила:
— Иди к гостям. Слышишь, зовут тебя…
Юлька мигом подскочила, а Катя ела не спеша.
Составила пустые миски на столик и перешла к окну. Сев в кресло, наблюдала за прохожими на улице. Они куда-то спешили. Вот один остановился у цветочного киоска, стоявшего напротив Катиного окна, долго, придирчиво разглядывал розы, отобрав несколько из них, понюхал и, заплатив, заторопился по улице чуть ли ни бегом.
Читать дальше