Джонатан Кэрролл - Свадьба палочек

Я включила радио и с удовольствием стала слушать последнюю часть «Кельнского концерта» Кита Джарретта, одного из моих любимых музыкальных произведений. Накрыть на стол и поесть, чтобы восстановить силы. Я вынула из кухонного шкафа канареечно-желтую салфетку, достала из буфета большую синюю тарелку.

Холодильник был полон продуктов, купленных Хью, — кофе «лавацца», который он так любил, огненный ямайский соус, которым он поливал вяленого цыпленка, кунжутное масло, лаймовый маринад. Я смотрела на все это, понимая, что начни я размышлять о каждом из этих предметов, и сердце у меня разорвется. Вот сыр, вот яблоки, и пора было подкрепиться. Возьми их. Закрой дверцу. И не забудь в ближайшее время навести в холодильнике порядок, чтобы не натыкаться то и дело на эти припасы.

Едва отзвучал концерт Джарретта, как его сменил жуткий скрежещущий джаз. Я выключила радио. И сразу же меня объяла тишина — огромная и растущая, как приливная волна. Я поспешно включила маленький телевизор, стоявший на кухонном столе. Хью любил телевизор и нисколько этого не стеснялся. Он с одинаковым удовольствием смотрел информационные программы, рекламу, соревнования по боулингу, дурацкие сериалы. У него была странная привычка стоять перед включенным телевизором, даже когда он его смотрел часами напролет. Поначалу, когда я сидела и смотрела «Друзей», а он надо мной нависал, мне было не по себе, но я быстро привыкла.

Жить с кем-то под одной крышей означает в числе прочего принимать и уважать любые его эксцентричные привычки. Хью Оукли иногда ложился спать в носках. Он писал самому себе памятные записки зелеными чернилами на указательном пальце, с опаской относился к микроволновым печам и смотрел телевизор стоя.

Что вы делаете с любовью, когда тот, кого вы любили, умирает? И с воспоминаниями, которые остаются? Может, вы их упаковываете в картонные коробки и подписываете странными названиями? И куда вы деваете их и остаток жизни, который вы собирались прожить с человеком, ушедшим без предупреждения?

Переключая каналы, я думала о коробке Хью с надписью «Отель „Тарзан“» и о том, как ему нравилось не знать, что внутри. Он однажды сказал: «Не жмись к стенам зданий, чтобы уберечься от дождя. Тебя там настигнут самые крупные капли, срывающиеся с крыш». Мысли, картины прошлого, воспоминания затопили меня.

Еще немного, и меня бы унесло бог знает куда, но тут из телевизора раздались пронзительные звуки «Последней розы кольца», веселой ирландской песни о новой любви — одной из любимых песен Хью. Прежде чем посмотреть на экран, чтобы узнать, по какому поводу ее исполняют, я подумала: вот с этим мне придется жить, возможно, до конца дней — все мне будет говорить о Хью Оукли. И лучше уж привыкнуть к этому, иначе каждый раз печаль и воспоминания будут вонзаться в меня, как кол в рыхлую землю под ударом кувалды.

На экране был Хью — он сидел у борта плавательного бассейна и играл на ирландской дудочке. В» бассейне Шарлотта и уже знакомый мне мальчик танцевали под музыку, взявшись за руки.

Хью выглядел лет на десять старше — фигура его слегка расплылась, лицо покраснело, волос стало меньше, в движениях появилась медлительность и осторожность, свойственная немолодым людям. Ему было уже к шестидесяти. Лучшие его годы прошли, он был в том возрасте, когда берешь то, что можешь получить. Он смотрел на танцующую пару и буквально лучился счастьем, сквозившим также и в его игре.

Шарлотта выглядела великолепно. Хотя она и была десятью годами моложе Хью, на экране она казалась заметно старше, чем при нашей последней встрече. Ее все еще отлично сохранившуюся фигуру облегал закрытый черный купальник, подчеркивавший высокие квадратные плечи и длинную шею. Платиновые волосы были подстрижены очень коротко и умело уложены. Она теперь носила маленькие стильные очки в металлической оправе. Это делало ее лицо строже, высокомернее, что очень ей шло. Казалось, всем своим видом она говорит: «Да, я стала старше, но мне известно, что с этим делать: убрать все лишнее, выкристаллизовать мою красоту, чтобы осталось только лучшее».

— Папа, иди к нам! Ты обещал!

— Папе больше нравится для нас играть, милый. Давай-ка лучше мы с тобой еще потанцуем.

Они продолжили танец, их троих окутывала атмосфера такой любви, что внутри у меня все сжалось. Хью играл теперь «Туманную росу». Хью был на телеэкране, Хью, постаревший на десяток лет, полысевший. Хью, все еще живой, но снова с Шарлоттой. И с их сыном.