Джонатан Кэрролл - Голос нашей тени

Однажды он разругался с матерью на следующий день после Рождества и сказал ей, что все его рождественские подарки нам — краденые. Она взорвалась, а отец — опечаленный, но успевший уже привыкнуть к подобному — спокойно спросил, из какого они магазина. Росс не сказал — и все опять началось по новой.

Через пять дней родители ушли встречать Новый год и оставили Росса присматривать за мной. Через десять минут после того, как дверь за ними закрылась, он подбил меня съехать по перилам с закрытыми глазами. Я успел проехать пару футов, прежде чем почувствовал ужасное жжение на тыльной стороне ладони. Я вскинул руки, сбив сигарету, которой он меня жег, потерял равновесие, опрокинулся и упал на предплечье, которое хрустнуло в двух местах. Все, что я помню кроме боли, — это лицо Росса, придвинутое вплотную к моему, и как он снова и снова повторяет, что лучше бы мне держать мой вонючий рот на замке.

Я был дурак? Да. Мне следовало кричать «караул»? Да. Я хотел, чтобы брат полюбил меня хоть немного? Да.

В пятнадцать лет Росс сменил имидж и стал крутым парнем. Кожаная куртка с тысячью молний и хромовых кнопок, итальянский нож с костяной рукояткой и выкидным лезвием, тюбик геля для волос на полке в ванной.

Он шлялся с шайкой кретинов, которые вместо разговоров курили «Мальборо» и поплевывали на землю. Заводилой у них был парень по имени Бобби Хенли — низенький и худой, как автомобильная антенна, однако имевший отвратительную репутацию. Считалось, что нужно быть не в своем уме, чтобы связываться с ним.

Впервые я увидел Бобби на баскетбольном матче между старшеклассниками. Мне было одиннадцать, я ходил в начальную школу и поэтому не знал, кто он такой. Я пошел на баскетбол вместе с Россом (которого родители вынудили взять меня), но он куда-то исчез в ту же секунду, как мы вошли в спортзал. Я отчаянно озирался, выискивая, к кому бы подсесть, но не нашел никого из знакомых. В конце концов я встал у главного входа. Через несколько минут с начала игры вошел старый дворник и встал рядом со мной. Я знал, что его звали Винс. В руке он держал длинную деревянную метлу и каждый раз, когда менялся счет, стучал ею по полу. У нас завязался разговор, и я почувствовал себя увереннее. Это было очень приятно, и мне подумалось, как будет здорово, когда я стану старшеклассником и смогу каждый раз ходить на такие игры со своими друзьями.

За несколько минут до конца первой четверти матча дверь распахнулась и вразвалочку зашли крутые парни. Винс пробормотал что-то вроде «маленькие подонки», и я, ничего не зная, кивнул.

Они подошли вплотную к лицевой линии и встали там, не обращая ни малейшего внимания на игру. Потом один из них достал пачку сигарет, закурил и бросил спичку на пол. Винс подошел к нему и сказал, что в спортзале не курят, но Бобби Хенли даже не обернулся в его сторону, а, глубоко затянувшись, проговорил:

— Заткни свою задницу, папаша.

Я не мог поверить своим ушам! А еще удивительнее было то, что Винс только что-то пробурчал и вернулся к двери.

Некоторые из приятелей Хенли захихикали, но ни у кого из них не хватило нахальства тоже закурить. Стоя рядом со мной, Винс ругался и потирал конец метлы. Я не знал, что делать. Как этому пацану могло сойти такое? Что за безумной властью он обладал?

Тайм закончился как раз тогда, когда Бобби докурил сигарету до коричневого фильтра. Тогда он бросил ее на деревянный пол и растер каблуком. Я посмотрел, как его нога шаркает туда-сюда, и слишком громко сказал:

— Ну и козел!

— Эй, Бобби, этот кретин назвал тебя козлом.

Я похолодел.

— Кто?

— Вон тот сопляк у двери. В оранжевом свитере.

— Я козел, а?

Я отвел глаза. Я хотел закрыть их, но не закрыл и видел, как ноги Хенли проталкиваются через его свиту по направлению ко мне. Он схватил меня за ухо и потянул к себе, с прикрутом:

— Ты назвал меня козлом?

— Отстань от малыша, Хенли.

По-прежнему крепко держа меня, Бобби велел дворнику катиться колбаской.

— Я задал тебе вопрос, мешок дерьма. Я козел?

— Ты не должен был курить в спортзале. Ой!

— Повтори, что ты сказал, мешок дерьма! Кто мне помешает?

Молчание. Люди вокруг зашевелились. Я был до смерти напуган и пристыжен. У меня не хватало пороху. Весь мир смотрел на меня. Никто не знал, кто я такой, но это не имело значения. Кто бы я ни был, напуган я был здорово. Хенли медленно отрывал мое ухо. Я явственно слышал, как что-то рвется — мышцы отрываются от кости, мягкие перепоночки и волоски, как тончайшие паутинки. Его дружки выстроились полукругом, в восторге от того, что и они тут тоже как бы при деле.