Маргерит Дюрас - Любовник из Северного Китая

— Как же вы страдаете из-за моей дочери, мсье!

Старший брат на том же месте, где и был, возле танцплощадки. Он видит, что опасность миновала, китаец отвлекся:

— Китайская обезьяна! — громко говорит он.

Китаец улыбается матери.

— Да, мадам, я страдаю из-за нее так, что у меня не хватает на это сил.

Мать, опьяневшая, прелестная, плачет из-за китайца.

— Это должно быть ужасно, мсье, я вам верю… но как это любезно с вашей стороны, что вы разговариваете со мной о моей дочери с такой искренностью… Мы могли бы разговаривать с вами ночи напролет, не правда ли…

— Да, мадам, это правда. Мы бы разговаривали о ней и о вас. (Пауза.) Так ваш сын говорил, что ее нужно бить для ее же блага, и он в это верил, как вы думаете?

— Да, мсье. Я знаю, что это странно, но это так. И в этом я могу вам поклясться.

Китаец берет руку матери, целует ее.

— Возможно он тоже понял, что она в опасности, — говорит он.

Мать восхищена, плачет.

— Если бы вы знали, как ужасна жизнь, мсье… — говорит она.

Девочка и Чанх перестали танцевать.

— В конверте есть отдельный пакет, в нем двести пиастров для тебя.

Чанх удивлен:

— От него?

— Да, от него. Не пытайся понять.

Чанх молчит. Потом говорит:

— Я сохраню. На потом — уехать в Сиам.

Китаец сел за столик. Ему надо побыть одному. Он одинок в городе и в жизни. А в сердце — любовь к этой девочке, которая уедет и уже больше никогда не будет рядом с ним, рядом с его телом. Он в безысходном горе. И белая девочка это знает.

Она смотрит на него и впервые понимает, что между ними, между ним и ею всегда стояло одиночество, и это одиночество, китайское одиночество, как бы охраняло ее, оно было ее крепостью, возведенной с ним рядом. Точно так же, как и местом слияния их тел, их любви.

И уже тогда она понимала, что их история — это история большой любви.

Младший брат идет танцевать с метиской из бара, Чанх смотрит на Пауло: он танцует с удивительным изяществом. Пауло никогда не учился танцевать. Девочка говорит об этом Чанху, который этого не знал.

В этой сцене только мать и старший брат как бы в стороне. Каждый в одиночестве смотрит, как танцует Пауло. [12] В фильме главную роль будет играть именно взгляд. Он будет как бы связующим звеном. На тех, кто смотрит, в свою очередь будут смотреть другие. Камера исключает взаимность: она снимает только разобщенных людей, то есть одиночество каждого из них (здесь все будут танцевать по очереди). Общие планы здесь не имеют смысла, потому что общности здесь просто нет. Это одинокие люди, «одинокие жизни». В фильме их объединяет только страсть.

Младший брат возвращается. Приглашает танцевать сестру. Они часто танцевали вместе, на них приятно смотреть: младший брат танцует как бы во сне, можно подумать, что он делает это бессознательно. Он не смотрит на сестру, и сестра тоже не смотрит на него. Они танцует вместе, даже не понимая, как. Больше так танцевать они уже не будут никогда. «Когда они танцуют, они похожи на наследников престола», — говорит мать. Иногда они смеются своим особым смехом, непонятным для других, хитроватым, неповторимым. Они не говорят ни слова, смеются, просто переглянувшись. И все вокруг смотрят на них и радуются. Они этого не знают.

Китаец плачет, глядя на них. Шепотом произносит слово: обожание.

Мать услышала. Она говорит, что да, это так… ее дети именно так относятся друг к другу.

Слышен голос старшего брата. Он обращается к матери:

— Пауло не должен показываться вот так, на людях, он танцует, как чурбан… Это надо прекратить… раз и навсегда…

Никто, кажется, не слышит его, кроме девочки, но и она не показывает вида.

Младший брат с сестрой кончили танцевать. Она подходит к китайцу, который один сидит за столом. Хочет танцевать с ним. Они танцуют.

— Я так испугалась, — говорит девочка.

— Что я его убью?

— Да.

Девочка снова улыбается китайцу:

— Ты не можешь это понять.

— Я немножко понимаю.

— Может быть, ты и прав, что я никогда не полюблю тебя. Я говорю про сейчас. И только. Сегодня, сейчас я тебя не люблю и не полюблю.

Китаец ничего не отвечает. Девочка продолжает:

— Я предпочла бы, чтобы ты меня не любил. Чтобы все было как обычно, как с другими. Мне так хочется. Не надо любить меня больше других.

Молчание.

— Мы все уедем, даже Пауло. Останется только Чанх. Ты будешь один со своей женой в Голубом Доме.

Он говорит, что знает это так хорошо, как только возможно.

Они продолжают танцевать.