Дмитрий Вересов - Книга перемен

Оксана, на редкость элегантная в тускло-голубых шелках, сама подносила бокал шампанского своему сыну. И Яша, золотоволосый отрок с нежным детским румянцем и лукавыми ресницами, принимая первый в своей жизни стреляющий пузырьками и искрами бокал, вопросительно косил ясным глазом в сторону отца, чтобы принять одобрительный кивок и ответить на поощрительную улыбку.

Яша медленно пил бледно-золотое, пузырящееся счастье и, прикрыв глаза, с наслаждением прислушивался к похвальным отзывам о манере его игры, которые вспыхивали по цепочке, как лампочки праздничной гирлянды.

— Хейфец. Новый Хейфец, я вам говорю. Наш юный Яков точно так же отказался от портаменто, а на это способен лишь большой талант. Какое звучание! Сама бесконечность! Звук так и течет из неведомого в неведомое, потоком, рекою. И никаких разрывов, никакого вакуума в мелодии! Виртуоз. Истинный виртуоз. Он очень скоро станет мировой знаменитостью, этот мальчик. Дорогая Оксана, вы вырастили гения.

— Ну что вы, Шмуэль, что вы такое говорите! Это же вы его профессор, а не я. Я бы не смогла выучить Яшу играть даже на погремушках, даже на детском барабанчике. Это все вы, дорогой.

— Знаете, Вадим, какую рецензию я напишу в газету о вашем гениальном сыне?

— Ругательную, Ицак? Кисло-сладкую? Лицемерно-дидактическую? Не дорос, не созревший талант и прочее, как вы любите? Плюс сплошные наставления.

— Да с чего вы взяли, Вадим Михайлович?! Чтобы я — такое? О Яше? К тому же в своей клинике вы избавили меня от геморроя, что само по себе чудо, не так ли?

— Это чудо, разумеется. Но не я же избавлял вас от геморроя, а доктор Ривка Верник. Ей спасибо говорите.

— Сказал уже. И строго между нами, мальчиками, мы с ней даже, извините, переспали в физиотерапевтических целях. А Яша. Будьте уверены, он не имеет отношения к моему геморрою.

— Я и так в этом уверен, Ицак Нахимович.

— Ах, да не перебивайте вы, счастливый папаша! Мало ли что я там пишу в газеты и журналы! Но не зря же я лучший музыкальный критик Израиля. Моему мнению можно и нужно доверять, не сочтите за саморекламу. Так вот я считаю, что Яша, уж не знаю, как в жизни (юное поколение — сплошь прагматики, по моим наблюдениям), уже не знаю, как в жизни, а в искусстве — истинный романтик, носитель романтической традиции. Это, я полагаю, наследственное, русское. Такие эмоции, пафос, образы прямо-таки психологические и очень, я бы сказал, пластические, объемные. Он владеет смычком, как живописец кистью. Я так и напишу, и пусть на меня за это шипят… некоторые. Это драма, а не музыка. Это больше, чем музыка. Хотя ничего больше, чем музыка, не бывает. Интересно, он думает, что делает, или нет? Все так целостно и ярко. С ума сойти.

Лилось шампанское и в ресторане аэропорта Шереметьево, где отмечал день своей второй свадьбы Олег, собираясь прямо из ресторана отправиться в свадебное путешествие на далекие острова на арендованном по этому случаю самолете. Невеста в белом газовом тумане сверкала эмалью ноготков, сжимая пальчиками тонкий хрусталь. Она неторопливо и уверенно подносила бокал к четко очерченным вишневым губам, высоко поднимала совершенный, как у куклы Барби, подбородок и томно прикрывала газельи глаза. В тонкой ноздре сиял наивный бриллиантик, а фата едва держалась на высокой, туго и прихотливо скрученной башне богатых антрацитовых волос. Из башни выбивались непокорные черные змейки и щекотали розовые раковинки ушек, в которые немного захмелевший жених нашептывал известные вещи.

Нескромные откровенности, однако, нимало не смущали совсем молоденькую еще красавицу по имени Лилия, а полностью — Лилия Тиграновна. Лилия Тиграновна, как и положено современной девушке, не раз испытала уже ночное счастье в объятиях претендента на ее руку и сердце. И повела себя разумно, то есть весьма зажигательно и нежно, чем и подтвердила правильность выбора Олега ее себе в жены.

Лилия Тиграновна выглядела весьма декоративно, а дома у нее хранилась бриллиантовая корона мисс Армении. Лилии Тиграновне полагалось сделать выгодную партию, а Олегу — преуспевающему и влиятельному бизнесмену — полагалось наряду с «Мерседесом», коттеджем на Рублевском шоссе и роскошной московской квартирой иметь еще и супругу, с фигурой не менее совершенных очертаний, чем у «Мерседеса», и настолько элегантную, чтобы она своим присутствием не нарушала выверенную до миллиметра, до тончайших оттенков цвета стильность жилых апартаментов.

Лилось шампанское и в уютном номере одного из небольших, но дорогих отелей Берлина, где уставший, переволновавшийся и абсолютно счастливый Франик пил его в одиночестве. Он только что успешно осуществил задуманное год назад, разработанное в мельчайших деталях, измеренное по линеечке и просчитанное с хронометром в руках ограбление крупного ювелирного магазина. Он пробрался туда ползком через кошачий лаз — окно-отдушину в подвале, через выпиленный кусок пола под прилавком. Система сигнализации повела себя, словно жаждущая отдаться первому встречному проходимцу перезрелая девица, которая в нетерпении своем старается вести себя насколько можно тише, чтобы спящие в соседней комнате родители не проснулись от воплей и стонов боли и страсти и не прибежали спасать свое невинное дитя.