Дмитрий Вересов - Книга перемен

— Если честно, Матильда, ты — первая, — нагло соврал Франик, понимая, что от него ждут именно этих слов. — И я всегда мечтал о крупных женщинах. Извини, если не доставил тебе ожидаемого удовольствия. Но ты так хороша, что сдержаться было совершенно невозможно. Я исправлюсь, вот увидишь.

— Называй меня Тильди, малыш, — растаяла фрау Гофман и прижала к себе полузадохшегося Франика. — Я буду твоей мамочкой. Я многому тебя научу. Покажи-ка мне свою штучку. Что за прелесть! Разреши мне поцеловать. О-о, да ты уже снова готов, мой котик! Иди же скорее ко мне.

Ночь прошла в любовных утехах и слащавом мурлыканье, состоявшем из готовых кинематографических фраз. Франику изощренная и почти извращенная любовная акробатика, которой требовала от него тяжеловесная фрау Матильда, была внове, но его спасала спортивная подготовка, иначе он ни за что не выдержал бы разнообразных стоек и мостиков, кувырков и мельниц, отжиманий и рывков, темпов и ритмов, навязываемых неуемной сластолюбицей.

А фрау Матильда пребывала в эйфории, полагая, что отыскала само совершенство, подлинный бриллиант, короля секса, и недвусмысленно дала понять это Франику:

— Ты — совсем другое дело, котик, по сравнению с другими мужчинами. Они, как правило, эгоистичны и слишком слабы. Например, Александр, мой покойный муж, умер от инфаркта в самый неподходящий момент, когда я скакала на нем всадницей и уже почти достигла желаемого. Впрочем, грех о нем плохо отзываться, он меня превосходно обеспечил, оставив в наследство пару многоквартирных домов.

— Ты преувеличиваешь мои способности, Тильди, — слегка струхнул Франик, выслушав рассказ о том, как фрау Гофман уходила супруга. Но потом взял себя в руки и принялся разыгрывать спектакль: — Но ты потрясающая женщина. Я всю жизнь буду тебя помнить, — подбавил он грустинки в голос и жалобно посмотрел на нее, завтракающую в постели.

— А мы разве уже расстаемся? — спросила она сквозь разжеванную, но не проглоченную булочку. — Я еще несколько дней пробуду здесь.

— Тильди, ты не понимаешь, — совсем загрустил Франик. — Я не слишком хорошо чувствую себя, вот так вот запросто пользуясь тобою, самим совершенством. Богиней! Видишь ли, меня воспитали довольно строго. Впрочем, я лгу. Дело в том, Тильди, что мне хотелось бы утешать тебя… вечно, а не те несколько дней, что ты мне подаришь. Тильди, ты не убьешь меня, если я осмелюсь предложить тебе руку и сердце? Не убивай меня, Тильди!

— Боже. — восторженно вздохнула фрау Матильда. — Боже. Ты знаешь, а я, пожалуй, подумаю. Ах, Франц! Признаюсь тебе, что мне никто и никогда не делал предложений руки и сердца. Даже Александр, как это не покажется странным. Нас поженили родители. А ты. Ты настоящий рыцарь, даже если и слегка прохвост. Но в этом есть свое очарование.

И через два дня, в течение которых великий психолог и новоявленный секс-гигант Франик старался изо всех сил показать себя скорее рыцарем и очаровашкой, нежели прохвостом, Матильда дала свое согласие на брак. Через месяц, который вымотал Франика до предела, состоялось бракосочетание. Франику позволено было поменять ту неблагозвучную для немецкого уха фамилию, что прописана была в его фальшивом литовском паспорте, на фамилию супруги. Так он стал Францем Гофманом и гражданином Германии.

Михаил Александрович проявлял недовольство все три или четыре года с тех пор, как начал работать в метро. Ему страшно не нравился перегон от Лесной до площади Мужества, где лет двадцать тому назад, когда его только строили, случился катастрофический прорыв.

— Грунт тогда заморозили жидким азотом, — рассказывал Михаил Александрович Авроре, — и вместо того, чтобы отказаться от строительства ветки и послать к черту план и всякие там пятилетки в три года, по техническим соображениям, на мой взгляд просто абсурдным, проложили два тоннеля — один над другим.

Ворчал он и возмущался потому, что по его квалифицированному мнению все рано или поздно (и скорее рано, чем поздно) кончится грандиозной аварией, землетрясением, обрушением, провалом и страшной мешаниной с сотнями жертв.

— И не я один так считаю, — доказывал он Авроре, в душе не слишком довольной, что ее отрывают от книги. — Ты понимаешь, геология там сумасшедшая, плюс грунтовые воды, плюс рядом огромный канализационный коллектор, который эти воды, как ни крути, загрязняет.

И они, загрязненные, намного легче разъедают строительные материалы. Там такая коррозия, ты себе не представляешь! И не смей ездить этой веткой! Лучше поверху. И то есть вероятность, что все в один прекрасный момент провалится на стометровую глубину. Тоннели-то проходят глубже некуда.