Людмила Петрушевская - Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011)

Поэтому род не дремал. Ольга Генриховна, провинциальная мама новоявленного мужа, тоже хорошая кокетка, нашла союзника в лице тети Гали, последовали звонки по межгороду, в результате тетя Галя приняла Соню, спросила, как она себя чувствует,— и напоролась на неуверенный ответ, что вроде нормально. А что, почему вроде? Да небольшая температура по вечерам. А какая? А такая, тридцать семь и четыре. Ого! (Сказал семейный род насторожившись. Нам прислали негодный товар!)

Тетя Галя была невропатолог. Тетя Галя немедленно провела свою экспертизу и поставила неутешительный диагноз. Тетя Галя забила в колокола и положила свою сикось-накось приблудную племянницу накрепко, в инфекционную неврологию!

Семейный род закопошился, с Данькой провели серьезную работу. Главный аргумент состоял в том, что не должно быть детей! Никогда! Ты что, хочешь погибнуть под тяжестью? Дети-инвалиды? На всю жизнь каторга? И остаться бездетным вообще?

После двух месяцев в больнице ни один диагноз у Сони не подтвердился, температуру сбили антибиотиками.

Данька писал письма все реже и реже. Потом вообще заглох. Соня решила попросить у мамы денежек и заказать межгород в ординаторскую, поговорить с мужем по телефону.

И вот тут внучка сербиянки, Тамила, отказалась гадать Соне, получится или не получится. Надо или не надо звонить. Вопрос, в сущности, был один на всю оставшуюся жизнь: надо или не надо.

— Гадать тебе не буду!— сказала колдовка.— Ты меня проклянешь.

Соне надо бы было прислушаться к интонациям Тамилы, хотя бы попытаться понять ее слова.

Нет! Она поперла напропалую, желая просто узнать, будет ли польза от ее звонка по межгороду, звонить или не звонить. Это маленький вопрос! Да или не да!

— Нет,— уперлась Тамила,— ты перестанешь со мной разговаривать.

— Ты что, Тамилка!— Соня смотрела на Тамилу своими воспаленными, бессонными глазами. Она не могла спать, ходить, читать. Изо всех интересов остался только один: еда. Соня безобразно растолстела за два месяца лежания.

Соня не знала, что ее вываживает женский род, родня мужа, его мать и неродная тетка.

Тамила же знала всё. Она видела людей насквозь. Тетя Галя и дядя Густав ни разу, несмотря на все восхваления со стороны любящей Сони, эти взрослые люди, положившие девушку в больницу, они ни разу не навестили свою племянницу.

Было ясно, что побочную невестку не приняла та семья.

Соня все просила Тамилу погадать ей и плакала.

Тамила упорствовала. Они даже поссорились.

До той поры Соня серьезно, взахлеб, сочувствовала Тамиле, слушала ее мрачные предсказания серьезно, с нешуточным замиранием сердца, протестовала, когда Тамила пророчила себе скорую и мучительную смерть.

Тамилиной дочке было всего пять лет. Она родилась только потому, что Тамила скрыла от мужа беременность. Он был категорически против детей. Тамила сделала тридцать пять абортов. Последние три месяца беременности муж не разговаривал с Тамилой вообще — и полгода после. У него завелись подружки.

Тамиле с ребенком некуда было деваться, ее воспитывала до восемнадцати лет бабка-пророчица, а затем Тамила уехала жить в другой город к мужу. Бабка умерла, причем в день смерти от нее было получено письмо, прощание по полной форме. Оно шло четыре дня и попало в почтовый ящик ровно в день смерти. У Тамилы теперь не было своего угла. Муж издевался над ней как хотел. Как бы тоже вываживал.

Тамила только один раз сказала, что собственные перспективы у нее плоховатые. Как бы в подтверждение тому, что она знакома с будущим.

По счастью, муж полюбил дочку, которая была на него похожа. Но жена ему была не нужна. Он продолжал спокойно засаживать в нее струи своей спермы, ни о чем не заботясь. Тамила делала аборты. Ее организм был настроен на многочисленное цыганское потомство и затаривался с налету.

— Я не проживу долго, перспективы плоховатые,— так она и сказала как-то раз, глядя в пространство.

— Глупости говоришь, нельзя это. Нам никому не дано знать. Ты грешница, если на то пошло,— откликнулась с соседней койки пожилая тетя Валя.— Вот я молчу, то уж ты молчи и подавно! Жуковая!

У тетя Вали отказывали ноги, и причину врачи не нашли пока.

А «жуковые» у тети Вали были все брюнеты. Соню же она подзывала так: «Белобрысая, поди покличь сестру».

Как ни странно, преступный муж Тамилы являлся к ней каждый день, приносил собственноручно сваренный бульон в термосе, фрукты, сидел с ней в коридоре. Они приехали в Москву в отпуск. Мог бы он и убраться домой, нет! Таскался издалека, жил у родни на диванчике, заботился о жене, тихо с ней разговаривал. То ли тосковал без койки, то ли действительно испугался.