Мари-Од Мюрай: Oh, Boy!

Моргана внесла ясность:

— Только сводные, от первого брака папы. Но это все равно считается. У меня в школе средняя оценка 9,5, а у Лексаны 9. Я ее обгоняю по баллам.

Видя недоумение социальной сотрудницы, Моргана постаралась объяснить доходчивее:

— Моя подружка Лексана, она китаянка. У нее ненастоящие родители, потому что она приемная дочь. Но она считает, это лучше чем ничего. Так и сводные братья — это лучше чем вообще никаких.

«У них стресс», — подумала Бенедикт, которой необходимо было придерживаться привычных понятий.

— Так вот, — сказала она, — я нашла вам место в приюте Фоли-Мерикур. Это очень удобно, потому что вы сможете оттуда ходить в вашу прежнюю школу и…

— Вы не поняли, — перебил ее Симеон.

— Ну да, мы хотим к нашим братьям! — пискнула Венеция (она явно отдавала предпочтение мужчинам).

— Или мы покончим с собой, — добавила Моргана, просто делясь информацией.

Эта последняя фраза встревожила Бенедикт. Детям Морлеван не сказали всей правды, чтобы не травмировать их еще больше. Им сказали, что их мать погибла вследствие несчастного случая, упав с лестницы. На самом деле она выпила жидкость для чистки ванн. Потом, не вынеся начавшихся болей, выбежала из квартиры, чтобы позвать на помощь. И упала с лестницы. Это было самоубийство.

— Послушайте, дети…

— Нет, это вы послушайте, — перебил Симеон. — У нас есть родственники, и их надо известить. У отца до нас уже были дети.

Симеон не знал ни сколько их, ни какого они пола. Он этим никогда не интересовался. Только однажды у матери в какую-то горькую минуту сорвалось: «Гад бесстыжий! Не первый раз уже детей бросает!»

— Морлеван не такая уж распространенная фамилия. Их, наверное, можно найти, — настаивал Симеон.

Бенедикт неопределенно повела головой, что не означало ни да, ни нет.

— Пока что я провожу вас в приют. Это прежде всего.

— Нет, — сказал Симеон. — Прежде всего надо выяснить, передаются ли дети-сироты на попечение сводных братьев или сестер, если те достигли совершеннолетия. Вы не могли бы достать мне Гражданский кодекс?

Бенедикт смотрела на Симеона и не могла вымолвить ни слова. У нее был опыт работы с подростками. Ни один на ее памяти так не разговаривал.

— Я особо одаренный, — пояснил Симеон чуть ли не извиняющимся тоном.

Г-н Мерио, директор приюта Фоли-Мерикур, сначала отказывался принять братство Морлеван. В его заведении содержались только мальчики с двенадцати до восемнадцати лет. Он мог взять Симеона, но без сестер.

— У них стресс, — уговаривала директора Бенедикт. — Если их разлучить, это будет глубочайшая психологическая травма. Я буду искать им приемную семью, но пока…

Она говорила и осматривалась, чтобы составить мнение о здешних условиях. За ее спиной подростки играли в настольный футбол, слышались традиционные: «Блин!» и «Ща я тебя сделаю!»

— Дети Морлеван жили практически в изоляции, — гнула свое Бенедикт. — Им будет очень полезно оказаться среди сверстников.

— Пять и восемь лет, — заметил г-н Мерио, все еще не убежденный, — нельзя сказать, что это дети подросткового возраста!

Бенедикт решила пойти с другой карты и бить на жалость:

— Их положение действительно трагично. Отец исчез в неизвестном направлении, а мать впала в депрессию и вот на днях покончила с собой, выпив «Сортирного Крота».

Директор болезненно поморщился. Угрозы и оскорбления на заднем плане стихли. Там прислушивались.

— Ладно, приводите, — сдался г-н Мерио. — Постараюсь вам помочь.

Моргане и Венеции в виде исключения выделили крохотную комнатушку в приюте Фоли-Мерикур. Можно было подумать, что ради них опустошили чулан для метел. Единственное окно выходило на глухой дворик, где из прохудившейся трубы лила вода, раздражающе барабаня об асфальт. Брата поселили по сравнению с ними роскошно — в светлой просторной комнате. К сожалению, Симеону приходилось делить ее с товарищем — сверстником по имени Тони. Каждый вечер Тони присоединялся к остальным в игровой комнате, и Симеон благославлял того, кто изобрел настольный футбол. Только тогда Симеон мог достать учебники, которые прятал на самом дне своего чемодана. Он усвоил уже давно — с яслей, если точно, — что в его же интересах скрывать от сверстников свои способности.

«Могут быть освобождены от опекунских обязанностей те, для кого возраст, болезнь, территориальная удаленность, исключительные обстоятельства профессионального или семейного характера делают такую нагрузку чрезмерно затруднительной…»