Мари-Од Мюрай: Oh, Boy!

— Разумеется, остальные двое — это уж увольте, — добавила она, одним взмахом руки отметая Моргану и Симеона. — Они слишком большие.

— Мы стараемся не разлучать братьев и сестер, — вмешалась социальная сотрудница.

— Это что, лот? — осведомилась Жозиана с иронией, совсем не вязавшейся с ситуацией. — Желаю выигравшему получить массу удовольствия.

Три робких удара в дверь прервали разговор.

— Дети пришли, — объявила секретарша жалостливым голосом, который сочла наиболее подходящим к случаю.

Судью словно что-то толкнуло в сердце. Сейчас она увидит своего одаренного мальчика. Сама того не сознавая, она много думала о нем. Она тоже мысленно уже отделила одного из детей Морлеван от остальных.

И вот они вошли в кабинет. Брат подталкивал перед собой сестренок, и судья с офтальмологом сразу поняли, что перед ними единое целое. Чтобы отделить одного или другого, пришлось бы воспользоваться электропилой. При виде Симеона Лоранс не удержалась и разочарованно охнула. «Прекрасный отрок» оказался тощим парнишкой в круглых очках, из-под которых он недоверчиво щурился на присутствующих. Средняя, Моргана, тоже имела все права на кличку «очкарик»: очки в красной оправе на вздернутом носу и оттопыренные уши, заботливо подчеркнутые стягивающим волосы обручем.

— А судья тут кто? — спросила Венеция.

Ее голосок мгновенно вызвал улыбки у всех трех женщин.

— Прелесть, — чуть слышно вырвалось у Жозианы.

Венеция была как раз такая девочка, какую могла пожелать себе дама, носящая пуловеры от Родье. Волосы теплого золотистого цвета, лучистые голубые глаза — ну прямо куколка, к которой невольно тянешь руки со словами: «Хочу вот эту!» Однако Жозиана сдержалась, потому что Симеон, почувствовав что-то, положил руку на плечо сестренке.

— Судья тут я, — сказала Лоранс. — Но ты не бойся, я просто хочу вам помочь. Садитесь, все садитесь.

Лоранс краем глаза наблюдала за Симеоном. Он сел, откинувшись на спинку стула, и скрестил руки на груди. Судья решила представить всех друг другу.

— Бенедикт вы уже знаете, она ваша социальная сотрудница. А это Жозиана Морлеван…

— Почему-то здесь все девушки красивые, — удивилась маленькая Венеция.

Замечание было настолько же верным, насколько и неожиданным. Женщины рассмеялись.

— Жозиана Морлеван носит ту же фамилию, что и вы, — продолжала судья, обращаясь в основном к девочкам. — Но она вам не совсем родственница. Она, как бы это сказать…

Лоранс на секунду задумалась. Нетерпеливый Симеон не выдержал:

— Она сводная сестра нашего сводного брата, — сформулировал он.

Судья с этой точки зрения вопрос еще не рассматривала.

— Ну да, можно и так сказать. У вас очень развито логическое мышление, Симеон.

Мальчику понравилось, что к нему обращаются на «вы». Он слегка наклонил голову в знак признательности.

— Вам удалось нагнать пропущенное в школе? — спросила его Лоранс.

— За последнюю контрольную по физике у меня 19. Это, думаю, как раз не проблема.

Не успев договорить, Симеон понял, что допустил промах. Выставил себя зазнайкой. И, как это с ним часто бывало, он не сказал того, что рвалось из души. Ему надо было бы ответить: «Мне все равно, что там со школой. Я хочу видеть Бартельми. Я хочу, чтобы у меня был старший брат. Он мне очень нужен». В его глазах за круглыми очками стояли слезы.

— А где Бартельми? — спросила Моргана, которая служила брату переводчицей, даже когда он ничего не говорил.

— Опаздывает, — сказала Лоранс.

— Сложности с парковкой верблюда, — шепотом предположил Симеон.

Сестренки прыснули.

— И вы вообразили, что он явится? — бросила Жозиана. — Не знаете вы Бартельми. Он только о себе и думает. И вообще, он го…

Тук-тук-тук. Секретарша объявила:

— Г-н Морлеван.

Трое детей вскочили, не усидев, — слишком они были взволнованы. С тех пор как они узнали о существовании брата, они ни о чем другом думать не могли. Венеция уже нарисовала ему четыре картинки. Бартельми вошел, несколько запыхавшись, — последнюю часть пути он бежал.

— К судье сюда? — выдохнул он, озираясь, словно свалился с луны.

Лоранс и Бенедикт смотрели на него, чуть ли не разинув рты. Прекрасный принц! Наконец-то! Судья, однако, отметила кое-какие настораживающие детали: серьгу в ухе, безупречный загар в середине декабря и мелированные волосы.

— Где моя картинка? Ну, скорей, давай, ту, где я дом нарисовала, — ныла Венеция.

Симеон никак не мог нашарить рисунок.