Александр Проханов - Человек звезды

Секретарь отец Пимен, молодой монах, весь золотистый, с душистой изящной бородкой, смотрел зелеными обожающими глазами на владыку, подхватывая каждое его слово, благоговейно занося на бумагу. Второй монах, келейник отец Ферапонт, крупный, жилистый, с черной свирепой бородой и жгучими глазами, стоял за спиной владыки и разминал ему плечи, погружал мощные пальцы в мякоть изнеженного тела, словно месил тесто для сдобной выпечки. Оба монаха время от времени взглядывали один на другого. В их взорах сверкала нескрываемая неприязнь, которая, казалось, забавляла владыку.

— Пиши, отец Пимен. Настоятелю Тихвинской обители отцу Феофану. Что же ты, в алчности своей, утаиваешь весь доход от торговли свечами и писаниями Отцов Церкви? Или думаешь, что от Бога могут укрыться твои непотребства и что без епархиального дозволения приобрел тридцать гектар земли и два «мерседеса» в счет даров благодетелей, а мы в глухоте и слепоте своей остаемся в неведении? Перешли триста тысяч рублей от свечной торговли и один «мерседес» в епархию. И готовься принять меня в обители, пребывая в трепете и раскаянии.

Отец Пимен старательно делал запись в тетрадь с нежнорозовыми страницами, от которых исходило нежное благоухание. Сам же по-ястребиному взглядывал на чернобородого отца Ферапонта, продолжавшего умащать сдобные плечи владыки.

— Пиши далее, отец Пимен. А ты, отец Ферапонт, возьми чуть ниже, поскреби под лопаткой. Колокола для прихода святых апостолов Петра и Павла, что в Дьякове, отлить числом шесть. Наибольший весом в пять пудов. Для привлечения средств обратиться к проверенным благодетелям, господину Дубову Ионе Ивановичу и Касимову Андрею Витальевичу. К Мамедову же не обращаться, потому что сей Мамедка свою десятину отдал.

Владыка умолк, думая, чем бы еще наполнить список своих повелений. И пока думал, достал изящный серебряный гребешок с изображением шестикрылого серафима и стал расчесывать свою шелковистую бороду.

— Так вот, пиши далее, отец Пимен. Приходам Новоспасскому, Рождественскому и Крестовоздвиженскому, мирянам и клиру, пройти крестным ходом по окрестным селам, в коих размножились колдуны, обустраивают капища, камлают, бьют в бубен, гадают на зерне, на куриной печени, вяжут на деревья тряпицы, совращая в язычество малолетних. На сей крестный ход взять чудотворный образ Пантелеймона, вериги преподобного Стефана и частицы из мощей великомученицы Агнии.

Глаза келейника отца Ферапонта пылали, как черные солнца. Он массировал плечи владыки, погружая в них по локоть могучие руки, и, казалось, тело Владыки увеличивается, взбухает, наполняется животворной силой, и если стянуть шелковый темный подрясник, то увидишь сдобное, выпирающее из квашни тесто.

— Ладно, отец Ферапонт, тебе на пекарне работать. Отдохни покаместь, — сказал владыка, и келейник неохотно извлек из мякоти пышного тела свои волосатые руки и отошел. — А ты, отец Пимен, не смотри на отца Ферапонта, как Каин на Авеля. А лучше дальше пиши. Архиерею Покровского собора отцу Петру Зябликову. Что же ты, отче, седины свои порочишь и всю епархию позоришь и не уберешь из своей кельи портрет Сталина, великого душегубца и безбожника всея Руси. Еще, говорят, икону заказал написать этого душегубца и изверга, и, чего доброго, в церкви поставишь и литию отслужишь. Добром тебя прошу, не гневи меня, сними со стены лик богоборца, приеду сам проверять. А не то сгоню с прихода, старый дурак.

Владыка исчерпал перечень неотложных дел, которые надлежало совершить, чтобы епархия и впредь продолжала окормлять христиан, исполняя заповеди Спасителя, две тысячи лет назад возвестившего приближение Царствия Небесного.

— Владыко, а что ответим архиерею Кириллу из Введенского собора, который второй раз направляет запрос? — секретарь отец Пимен был рад тому, что келейник отец Ферапонт на время отдален и отодвинут от тела обожаемого владыки.

— О чем запрашивает отец Кирилл? — спросил владыка, извлекая батистовый платок и касаясь им своих пунцовых губ.

— Он сообщает, что в полную негодность и ветхость пришло деревянное изображение Николая Угодника, Мир Ликийских чудотворца, которое украшало алтарь храма. Дерево почернело, так что неразличим лик угодника. Все в трухе, так что во время богослужения летят из него крылатые муравьи. Одна рука отвалилась, а из головы сыплется мусор, не успевают подметать. Отец Кирилл спрашивает, не благословите ли положить его в печь и сжечь. Или похоронить в землю по христианскому обряду.