Нужны новые впечатления, решила я. И тут как раз наша классная руководительница, как обычно бывало в первых числах сентября, ознаменовала начало учебного года культурным мероприятием, на этот раз походом в музей Островского, того Островского, который написал «Как закалялась сталь». Она выстроила наш класс и повела нас, стуча высокими каблуками, через Первую Мещанскую улицу на переход, на остановку троллейбуса, чтобы ехать в центр на мемориальную квартиру писателя, отдавшего все свои силы и здоровье революции и Гражданской войне. В музее лекторша долго, со всеми подробностями, описывала недуг Николая Островского – и усыхание скелета, и полную неподвижность, и абсолютную слепоту. Сам вид его тщедушного, облаченного во френч тельца, откинувшегося на раскладушке, был столь ужасен, что затмил содержание его книги, которую он писал чужой рукой. Нет, такой судьбы я не хотела. И рассуждать здесь было не о чем.
На следующий год новая классная завела нас в большой музей с широким крыльцом. Строгая экскурсоводша остановила нашу группу перед полотном, на котором нарумяненная столетняя карга смотрелась на себя в зеркало. И суть рассказа заключалась в том, что это нам еще сполна предстоит. Напоследок нам предложили взглянуть на голого Давида в Греческом дворике. Я, конечно, для приличия посмотрела на его кудри и пращу с выражением, что мне все нипочем, так как рядом стояли мальчики. Они же не смотрели и на кудри, а исключительно в пол. В общем, записывать было нечего. Общая тетрадь с напоминанием «не входить в одну реку дважды» пролежала без записей целый год.
В седьмом классе всю первую четверть мы оставались без классного руководителя, и завуч к октябрьским праздникам повел нас на Выставку достижений народного хозяйства, в павильон угольной промышленности. На всякий случай я прихватила общую тетрадь с собой. В павильоне все было в макетах, таблицах, схемах и образцах отбойных молотков, все было по-настоящему, даже уголь. Я как-то сразу почувствовала там энергию, недаром уголь горит, и стала записывать за женщиной с указкой весь ее рассказ слово в слово. Через два часа у меня в общей тетради, на всех ее сорока восьми страницах, осели знания по добыче каменного угля. Теперь я знала, сколько нужно вагонеток, на каком уровне и какой пласт поднимать, какой маркировки требуется отбойный молоток и сколько выйдет на-гора при таких-то и таких-то параметрах. Наконец я была удовлетворена, это были настоящие знания, которые вполне могли пригодиться мне в жизни. Я как-то даже повзрослела и обратной дорогой, проходя по просторной выставочной территории, чуть ли не с отбойным молотком на плече, подумывала о том, не перейти ли мне на будущую осень в школу рабочей молодежи. Очевидно, что, если бы нас отправили в павильон скотоводства, я бы примеряла на себя коромысло и бидоны.
Но только недолго пребывала я в эйфории по поводу своего места в жизни. Пришлось признать тот факт, что в забой женщин не спускают, и нехотя стряхнуть угольную пыль с кос. Стала я оглядываться по сторонам в поисках чего-то схожего с забойной романтикой, с чем-то таким же суровым и нужным, чтобы моя сталь закалялась, чтобы я не только во второй раз в одну реку вошла, но и, отыскав брод, третий раз переправилась. И вспыхнули в сознании в ответ на мой душевный запрос две строчки из популярных песен: «Л-500 непростая линия» и «...о чем-то поет зеленое сердце тайги». Тут как раз на экраны подоспел фильм «Девчата». Приглянулся мне и бригадир лесорубов в исполнении популярного тогда актера Николая Рыбникова, и упрямая курносая Тоня – та, что, перелезая через толстые стволы лиственниц, носила бригаде в судках обеды. Выбрала я тайгу. И чтобы быть к ней ближе, записалась в ближайший турпоход с классом.
«Таежные» трудности не заставили себя ждать. Долго мы шли с тяжелыми рюкзаками от станции по какому-то неровному полю. Еда состояла из кусков холодной каши. Но самой таежной трудностью в том походе оказались комары. Расчесанная, в укусах, я сразу смекнула, что в тайге этих комаров будет намного больше, но мне и подмосковных лесов хватило. И кто нам только обещал увлекательный поход, с ориентацией на местности по компасу, со сбором ягод – черники и земляники? Нет, лучше я в школьном буфете буду есть наш вечный винегрет за семь копеек, без всякой черники, чем хлопать на себе комаров под земляничным соусом. Тайга отступала. Стала я поворачиваться на своем маяке в направлении норд. В холоде комары не живут. И как-то незаметно очутилась в Клондайке, на приисках, в чем мне много способствовал и член социалистической рабочей партии США товарищ Джек Лондон.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу