Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

Бабочек много, точно как и в тот год, в середине семидесятых, когда мы с сестрой попали сюда впервые.

Сойдя в первых числах августа с поезда Москва – Феодосия, я предложила сестре сначала ехать в Коктебель, в котором уже была и который сразу запал мне в душу зноем, морем и свободой. Но, безуспешно пропетляв большую часть дня по плотно занятым коктебельским дворам, постоя не нашли и вынуждены были к вечеру вернуться на шоссе. На стоянке местные водилы посоветовали проехать вперед, в сторону Судака, до биостанции, где никогда не бывает наплыва отдыхающих. К нам прибились еще двое мальчишек, младше нас, учившихся в последних классах, и, заняв машину на четверых, удачно сэкономив, мы тронулись в путь.

На юге темнеет рано – и за те двадцать минут, что мы были в дороге, порядочно стемнело. Расплатившись, выбравшись из старого дребезжащего «москвича» на невзрачную бетонную дорогу, толком не понимая и не видя, где тут поселок, где море и где собственно биостанция, мы пошли на мах шофера «идти туда». Слева, повыше на горе, белел дом. И как в сказках идут на избушку, замок, огонек, мы потянулись в сторону белеющего строения, оказавшегося домом для сотрудников биостанции. И сразу сняли для себя комнату – за рубль, и терраску для парнишек – за семьдесят копеек.

На следующее утро мы огляделись. В комнату залетали бабочки. Они возникали перед глазами, словно воздушные пузырьки, спускались с неба белыми лепестками роз. «Ну, просто Индия», – засмеялись мы. И тот первый смех, вызванный бабочками, продолжался уже общим смехом на все что угодно в течение всего отпущенного нам срока – двух недель пребывания на биостанции. Мы смеялись из-за того, что выход из моря – на неудобные камни, что созревающий шиповник колется. Смеялись, что пляж находится очень низко под горой и просто далеко и, чтобы попасть на него, нужно спускаться по крутой, вырубленной из грубого камня лестнице с поворотами. Спускаться еще ладно, а подниматься? Мы хохотали при подъеме уже на третьей ступеньке, потому что нога не хотела подниматься на следующую и нам не хватало дыхания. Мы закатывались смехом оттого, что поблизости в округе нет ни одного продуктового магазина, а рынка вообще не видно. Смеялись, глядя сверху на мальчишек, которые тащили в гору картошку и на нашу долю. Смеялись, смеялись, смеялись... И отмахивались от бабочек. «Ну, налетели... Индира Ганди...» Вечером бабочки исчезали, зато зажигались звезды.

Тем же знойным августом море пригнало к берегам биостанции много таинственных рассказов. В Европе со страниц глянцевых журналов тогда красовалось Лох-Несское чудовище. Соседки по пляжу, расправляясь с мелкими черными семечками, повествовали о молочнице, видевшей в Кара-Дагской бухте кого-то, похожего на змея, еще в двадцатые годы, и егере, который не так давно с Чертова пальца – вертикальный выступ на хребте – усмотрел высунувшуюся из волн чью-то голову, размером с лошадь, и тень огромной толстой змеи. «А мертвые дельфины, выброшенные на берег с выеденным одним укусом брюхом?..» В мертвый город – причудливые камни, продукт выветривания, – не следовало ходить в полнолуние. Давно в одну такую лунную ночь по дороге в свой монастырь по мертвому городу проходили трое монахов: двое умерли сразу, третий потерял рассудок. И с чем они встретились на залитой луной теплой тропе – никто не знает. Король и Королева – скалы на Карагаче – спускаются в море, каждый год на несколько сантиметров. Когда они спустятся к первой волне, откроется коридор в иные времена и пространства – и что-то произойдет.

Распластав крылышки, бабочка-море тихо покачивалась на волнах. На бархатный полог неба выставляли светящиеся фигуры. В наступающей темноте они становились все выразительнее. Кто-то садился за большую шахматную партию. На рассвете звезды смахивали с доски. Возможно, под утро они опускались бабочками.

«Как много бабочек в этом году на биостанции», – сказала я и заплакала. Потому что со мной не было моей сестры. Ее уже давно не было в живых, и мне не с кем было засмеяться.

На морскую прогулку на остров Понза итальянцы забрали нас в первое же воскресенье, не дав толком адаптироваться к июльскому зною. Нас – значит, меня, как переводчицу, и группу примерно из двадцати русских детей, прибывших в рамках благотворительной программы «Дети из России на летний отдых в Италию». Накануне нашего приезда итальянским семьям объявили, что детей они будут принимать из Чернобыля, то есть особо нуждающихся в щедром солнце и ласковом море. Однако в то лето Министерство иностранных дел выделило по разнарядке партию мурманских детей, на взгляд итальянцев, очевидно, ослабленных: в черно-белой одежке, не лоснящихся упитанностью, а главное, бледных. Естественно, откуда в Мурманске солнце? Хотя море там есть, не Средиземное, зато свое, Баренцево, бьющее холодной белой пеной. И если бы Афродите суждено было родиться из мурманского прибоя, она должна была бы появиться в чем-то вязаном, во всяком случае, в вязаной шапочке и вязаных носках. Принимала нас провинция Лацио. Географически провинция – самая серединная. Столица – город Рим. Вечный Рим. На юг от него, в двадцати километрах южнее, и размещался городок Латина, который принимал русскую делегацию. Городок был заложен и построен Муссолини прямо в сердцевине Понтийских болот в 1934 году, за что итальянцы чтят дуче до сих пор, так как он предоставил им работу. Дочери хозяйки, примерно одного со мной возраста, буквально с порога осведомились у меня: