Скоро встало солнце, и шляться по сопке, оставаясь незамеченным, было уже невозможно. Так начался первый мой день в этой засаде. «Каскадер» что-то постоянно колдовал со своей оптикой. Начштаба постоянно крутился вокруг него. Я не стал возвращаться с поста и, заменившись, лег спать прямо на позиции. Отдохнув, пообедал сухпаем, и опять продолжил службу. Ротный меня не дергал, а напоминать майору о себе я не собирался. Асанов тоже предусмотрительно избегал меня. Я внимательно следил, чтобы его не было у меня за спиной. К вечеру все уже забыли о том, что случилось ночью.
Второй день был спокойнее. До рассвета, «каскадер» с белуджами, ротным и еще двумя нашими пацанами ушли в сторону границы. Ярко светило солнце. Было жарко и вода, выпитая на маршруте, наконец-то понадобилась. Всю вторую половину дня начштаба считал запасы воды, выявляя и экспроприируя ее излишки у самых продуманных. Вернувшиеся вечером с группой белуджи, узнав, в чем проблема, быстро предложили простое решение — спуститься и набрать воды. Благоприятные погодные условия, не стоят выгод, предоставляемых местностью. В итоге ночью была предпринята вылазка за водой. В группу вошли: Нишанов, Гера, Мага и два белуджа. Я вошел в группу вместо саперной собаки. В километре от сопки проводники показали нам кяриз. Вход в кяриз представлял собой узкую глубокую траншею, разрезающую от центра до основания небольшой земляной курган. По этой траншее я первым вошел в кяриз. Это был поземный коридор, по дну которого, в сторону границы, бежал ручей. Это была готовая подземная коммуникация, пригодная для скрытного пересечения границы. Ширина подземного тоннеля была около двух метров. Вытянув руки в обе стороны, я с трудом смог коснуться его стен. Темнота, холод и журчание невидимой воды под ногами действовало угнетающе. Я вернулся и позвал остальных. Белуджи остались — не пошли с нами. Ждать своей очереди, и видеть, как пьют другие, — для них это было все ровно, что пить чужим ртом. Мы все одновременно кинулись к воде. Вода была ледяной, много выпить не получалось — от воды так ломило зубы, что начинала болеть голова. Умывшись по пояс в полной темноте, я наполнил две свои трофейные фляги и вышел на поверхность. После тьмы и холода тоннеля ночь встретила мое умытое тело стеной теплого и сухого воздуха. Мы подождали одного из проводников, отправившегося за водой в кяриз по траншее. Наполнив всего две литровые алюминиевые фляги на двоих, он быстро вернулся. Восполнив запасы воды, группа отправилась на точку. Осуществив свою миссию, я добровольно удалился в ссылку к себе на позицию. Чем больше солдат спит, тем меньше от него вреда. Так два дня и прошли — один на один с самим собой. Я надеялся так провести и последний, третий день засады, но видно этому было не суждено случиться. С утра и такие движения — что людям не сидится дома, прутся куда-то, сломя голову!
В мою сторону на велосипеде ехал человек. Он был другой. В прицел винтовки присматриваюсь к этому другому. Он — способ моего существования. Он — граница моей безопасности. Достаточно мне переместиться за ее пределы, как сразу появляется этот другой, мгновенно превращаясь в центр, вокруг которого начинает выстраивать свой, чуждый мне мир. Я — точка отсчета его мира, он — моего. Светлое будущее велосипедиста не за горами, оно — за бугром, с которого я наблюдаю за ним в оптический прицел винтовки. Мы — разные реальности, заполнившие общее пространство войны. Велосипедист медленно приближается, то скрываясь, то появляясь в складках местности. Его видно лишь потому, что он движется. Стоит ему остановиться, и я легко могу потерять его из вида. Глядя на двигающуюся фигурку можно подумать, что едущий на велосипеде человек уверен в своей безопасности. И только я знаю, что он ошибается. Велосипедист не знает того, что я знаю это. Не знает он и о моем существовании. Как удержать его от нарушения границы моей безопасности и как предупредить его о приближении к границам поджидающей его опасности? Как сделать так, чтобы он понял мое предупреждение?
Несомненно, легче сносить трудности, если они являются результатом действия каких-то безличных сил. Но когда трудности моей жизни являются частью какого-то замысла, это сильно ранит мое достоинство. Я понимаю, что где-то рядом есть кто-то, кто знает о нас все то, что мы сейчас знаем о велосипедисте. Кто-то, кому известно, каким образом, чем и почему ограничено наше безопасное пространство. Количество машин позволяет узнать количество людей и их вооружение. Количество вооружения, максимальный БК к нему, запас хода для техники и для людей — все это легко позволяет определить радиус и время нашего действия. Для этого не надо быть семи пядей во лбу — достаточно хорошо знать район действий. Зная границы нашей безопасности, этот кто-то не может приблизиться к нам. Только одним-единственным способом — убивая нас — он может дать нам знать о себе. Если я убью велосипедиста, я скажу кому-то, что я здесь. Но я знаю, что этот кто-то знает, что я здесь. Нет смысла прятаться, когда знают, что ты прячешься. Мы оба, я и этот кто-то, играем свою игру. Он играет с жизнью в жмурки, я — со смертью в прятки. Типа игры в русскую рулетку, но без патронов.
Читать дальше