Поэтому телесная пленка человека здесь так легко протыкается. В пустоту этой дыры проваливается все: арыки, реки, сады, горы, рисовые поля, города и маленькие кишлаки с глинобитными домиками. Война как песочные часы, в которых два враждующих мира поочередно перетекают один из другого через пулевые отверстия. Чуть зазевался и готово — кто-то уже жадно шарит по тебе взглядом сквозь прорезь прицела в поисках удобного места для проникновения вовнутрь. Убитый на войне — словно контейнер для чужого дерьма. Кому хочется вернуться домой помойным ведром или использованным презервативом? Каждый себя считает умнее других. Вон и велосипедист крутит педали — выдавливает наружу свое внутреннее желание побыстрее добраться к цели своей поездки. Старается бедолага. Чтобы выжить, каждому приходится выдавливать вовне все, что у него внутри — страхи, слабости, надежды, а победитель узнается по тому, что ему удалось сделать из выдавленного. Победил — жди реванша!
Мы, как тот тощий мышонок, который без труда пролез в маленькую дырку в корзине с зерном, но, наевшись, не смог вылезти обратно из-за раздувшегося живота. Выбраться из этой мусульманской мышеловки через дырку Саланга сытыми и довольными уже не получится! Вход — это отверстие извне вовнутрь, в обратном направлении, именуемое выходом. Поэтому уйти можно только такими, какими пришли — голодными и уставшими. Оттого и жжем караваны, бросаем свою добычу, чтобы не остаться здесь с ней навсегда. Насытившись бакшишом с караванов, тут же просераемся, попадая в засады на проческах и сопровождениях колонн. Попав в задницу, из нее не выйти победителем. Победить — это выйти таким, каким вошел. Прийти первым и уйти последним! Победитель здесь тот, кто первым оказывается готов к последствиям победы — ответу на вопрос «дальше что?»
Если в бою враг своим точным выстрелом сообщает бойцу, что он, как противник, не нуждается более в его услугах, в этом нет в принципе ничего оскорбительного. Правда, продолжительная массовая поставка цинковых консервов может вызывать и иные психологические эффекты, но введение централизованного стратегического планирования операций — не лучший способ бороться с потерями. Ни в том, ни в другом случае от этого нет никакой пользы — умер ли ты с вопросом или ответом. Разве что дал родине шанс наконец-то просраться, пусть хотя бы на чужой территории?
Велосипедист настырно наматывает пыльные метры на велосипедную цепь. И что людям не сидится, мотаются по пустыне между Пакистаном и Афганистаном. Я перевожу дальномер оптики на двигающуюся фигурку. Отмеряю дистанцию до цели — примерно километра два, может чуть меньше. Далековато. Движется зигзагами, словно перебегает. С таким темпом ему еще минут десять крутить педали до выхода на дистанцию моей прицельной дальности. Как правильно считать: последние полторы тысячи метров или последние десять минут? Дело не в приближении велосипедиста, все дело в уменьшении моего ожидания. Десять минут не тридцать часов. Подождем, дольше ждали.
Вторые сутки мы торчим на этой каменной шишке. Пришли сюда пешком за три часа. Отсюда до бронегруппы часа полтора хорошим темпом. Сидим и ждем приключений на свою задницу в километре от Пакистанской границы. Че приперлись? Ни чихнуть, ни пернуть — режим радиомолчания. Сидим, смотрим, как перед носом духи шмыгают вдоль границы.
Я молча докуриваю косяк. Курить вообще-то в засаде нельзя. Да пошли они со своими инструкциями! Победа на чужой гражданской войне — это не то, ради чего стоило бы класть свою жизнь. Нас здесь восемнадцать человек. Ротный, «каскадер», начштаба батальона, два местных проводника-белуджа, девять человек с нашего, четвертого взвода и четверо приданных нам с третьего. Эти четверо приданных бойцов — обуза, с которой я бы расстался без сожаления еще в бригаде. Спихнули нам то, от чего сами не могли избавиться!
На следующий день после моего дня рождения, вечером, в составе роты, на пяти машинах мы выехали из бригады. Не доезжая до Спин-Болдака, свернули налево с бетонки к Лой-Карез. Всю ночь тряслись по ухабам, двигаясь по сухому руслу, строго на северо-восток. Ближе к утру начались горы. Русло реки проходило почти по пакистанской границе — приходилось двигаться скрытно. На место прибыли на рассвете, при параде — столб пыли, пакистанский базар в эфире на наших частотах. В общем, кроме нас и Кандагарского рынка никто не знал о том, что русские поехали на пограничный афганский пост — крепость Синджилакала. Крепость была старая. Сильно разрушенная, она сохранила былую внушительность своих стен. Гарнизон был четко вымуштрован — все ходили как по линеечке. Такая дисциплина объяснялась сплошными минными полями, которые постоянно обновлялись с обеих сторон. Душманы блокировали пост, чтобы пограничники не мешали им делать свое дело. Пограничники заботились не столько об охране границы, сколько о собственной безопасности, поэтому мин тоже не жалели. Приехав, мы расположились на территории заставы, в отведенном нам месте. Помылись, поели и стали готовиться к ночному выходу — улеглись отсыпаться прямо под машинами. Но без проблем не получилось.
Читать дальше