Павел Андреев: Шанс

Павел Андреев

Шанс

"...Когда мы узнали, что красивое

красиво, появилось безобразное

Когда узнали, что доброе хорошо, появилось зло

Поэтому бытие и небытие порождают друг друга

Трудное и легкое создают друг друга

Длинное и короткое сравниваются

Высокое и низкое соотносятся

Звуки образуют мелодию

Начало и конец чередуются..."

Лао Цзы. Дао дэ Цзин.

Лето 1982 года. Гиришк. Уличные бои.

Я прижался к дувалу. Его сухое шершавое тело было безучастно к моим движениям. Дувал был сделан из земли на которой стоял уверенно и непоколебимо. Пули, которые дух вбивал в дувал, никак не отражались на его монолитности. Справа от меня был точно такой же дувал, тянувшийся на несколько десятков метров в обе стороны от меня. Мы застряли на Т-образном перекрестке, который простреливался добросовестным стрелком. Снайпер расположился внутри небольшого глиняного помещения, выступающего из стены дувала. Такая позиция под прикрытием глиняных стен позволяла эффективно вести огонь на поражение. Трезво и спокойно оценить ситуацию мешал пулеметчик, засевший на крыше дома, окруженного проклятым дувалом. Его пулемет с завидным постоянством стриг верхушку дувала, не оставляя нам возможности беспрепятственно преодолеть глиняную стену и оказаться внутри двора. Эта парочка работала с достойным подражания мастерством. Я старался прижаться к дувалу как можно плотней. Снайпер не выпускал меня из этого глиняного пенала, а пулеметчик с высоты своей позиции на крыше легко доставал противоположную сторону проулка. Я проклинал себя за спешку. Мы умудрились проскочить почти целый квартал, не встречая сопротивления, пока не уперлись в эту глиняную стену.

Неожиданно из-за угла, повторяя мою ошибку, вылетел Иргашев. Пытаясь совместить свою скорость и невнимательность, он вертел головой и вовремя увидеть меня все же не сумел. Он был уже на середине этого проулка, когда я успел крикнуть ему команду: "Ноги!!!". Иргашев заученно рухнул на землю. Пули, посланные опытной рукой пулеметчика, прочертили пыльную черту на дувале, на уровне груди нерасторопного узбека. Какого хлопкороба могла бы потерять страна, я не могу сказать, но то, что среди сынов солнечного Узбекистана, добросовестно засорявших ряды Советской армии, этот парень блистал -- могу подтвердить под пыткой сгущенкой. Прикрываемый облаком пыли, поднятым пулеметной очередью и собственным падением, Иргашев стремительно перекатился к противоположной стенке, чем, конечно, скрасил мою компанию, но наше общее теперь положение не улучшил. Пулеметная очередь и мой крик вовремя остановили ребят. Иргашев последним из нашей группы повторил мою ошибку. Не скрывая раздражения мы перекликались с пацанами через разделяющий нас угол. Пауза, вызванная нашей задержкой, явно затягивалась.

Решение было принято простое и прямое. Снайпер и пулеметчик были разделены пространством двора. Позиция пулеметчика не позволяла контролировать двор и помещения дома, если, конечно, они не заминировали их. Оставалось главное -- перепрыгнуть через дувал и метнуться через двор. Можно было вернуться и, оставив дом в своем тылу, обойти его. Можно было стянуть сюда другие группы. Можно было просто в городском парке посасывать "Жигулевское" и читать в газетах о новых парках дружбы, посаженных русскими на Афганской земле.

Пацаны удачно кинули нам подсумок с гранатами. Мы договорились, что после залпа из двух "мух" по выступу, откуда нас "поливал" стрелок, мы взгромоздим наши худые тела на дувал, упадем во двор, перебежим его, уничтожим пулеметчика, затем снайпера. И все, конечно, с их молчаливого согласия. С соседней крыши "Марадона" ( в быту Марупов), худой узбек, похожий на СВДэшку, которую он носил словно пастуший посох, уже начал долбить пулеметчика. Но пока пулеметных пуль в воздухе было больше.

Мы сильнее прижались к дувалу. Гранаты были наготове. Мы лежали на боку, животом ощущая монолит дувала. Повернув голову я видел подошвы ботинок Иргашева. Неожиданно он повернул голову и посмотрел на меня. Взгляд его узких прищуренных черных глаз, скуластое лицо, испачканное под носом пылью -- все это на фоне подошв его стоптанных ботинок делало сцену комичной. Я не удержался и улыбнулся. Иргашев радостно принял эстафету и улыбнулся в ответ. Кожа на его скулах была так натянута, что я иногда задумывался, за счет каких запасов кожного покрова он умудряется растягивать свой рот в белозубую улыбку. Видимо когда рот закрывался, на его теле открывалось другое место и наоборот. В нашей ситуации, когда наши полупопия были сжаты тисками страха, он мог себе это позволить.