Александр Кабаков: Сборник рассказов

Проследить за Торбой было несложно. Это было днем. Торба шла по-обычному: рубашка в клеточку с длинным рукавом, темно-синие брюки — наподобие школьной формы для мальчиков, черные поношенные ботинки. Перебегая от одного куста мальвы к другому, я незаметно двигалась за Торбой по деревенской улице, увешанной спелой вишней, абрикосами и зелеными шариками грецких орехов.

Минут через двадцать мы оказались на другой стороне поселка. Торба пнула калитку, зашла во двор и скрылась в доме.

Собак не было, и я спокойно подошла к дому. Дверь была открыта. На входе висела старая занавеска, из-под нее торчали пыльные Торбины ботики.

— Сейчас обедать будем, — послышался грубый женский голос.

— Бы-ы-ы га-а-а, — завыло в ответ.

— В уборную хочешь?

— Бы-ы-ы га-а-а.

— Сейчас, сейчас.

Я отогнула краешек занавески: через маленькую прихожую-кухню была видна комната. На кровати лежала женщина с растрепанными седыми волосами.

— Бы-ы ды-ы га-а, — замычала женщина.

— Иду, иду, — сказала Торба, подошла к кровати, потянула женщину за руки и усадила. Потом, аккуратно придерживая за спину, развернула ее и опустила ей ноги на пол.

— Бы-ы га-а!

— Уже идем, — успокоила женщину Торба, взвалила ее на спину, подхватив под колени, а та крепко обняла Торбу за плечи (меня еще так папа иногда с пляжа до остановки носил).

Согнувшаяся под ношей Торба двинула к выходу. Я шмыгнула за дом. Торба вышла и медленно направилась к уборной. Там она оставила свою ношу, прикрыла дверь и закурила…

Дальше в обратный путь.

Я опять прилипла к занавеске: на кровати сидела женщина, обложенная подушками, Торба в двух метрах от меня гремела посудой, а потом подсела к женщине и стала кормить ее с ложки…

— Гу-гу-у-у — завыла женщина.

— Гулять хочешь? — спросила Торба. — Сейчас посуду помою, и поедем.

Я спряталась во дворе за бочкой с водой.

Ждать пришлось недолго. Торба появилась с ношей и стала посреди двора.

— А-а-гу-у-у-а — выла женщина.

— В огород хочешь?

— А-а-а-гу-у-у.

И Торба повезла ее в огород…

Сидя за бочкой, я совсем разомлела.

Очнулась от всплеска воды. Передо мной стояла Торба с ведром:

— А ты что здесь делаешь? — удивилась Торба.

Я молчала, завороженно глядя на эту девушку-мужчину.

— Что тебе здесь надо? — строго спросила Торба.

— Мне… мне…

Я растерялась и неожиданно для себя сказала:

— Покатай меня тоже…

— Так ты давно уже здесь?

Странное дело: мне не хотелось бежать.

— Покатай меня… пожалуйста, — попросила я.

— Покатать… Ну, давай покатаю, — Торба поставила ведро и присела.

— Покатаешь? — не верила я.

— Залезай! — скомандовала Торба.

Я забралась и обняла Торбу за плечи. Торба встала, и мы поехали:

— Ты легкая как пушинка!

— А папа, когда тащит меня с моря, говорит, что я тяжелая.

— Да он просто тяжелого не носил…

К вечеру Торба через весь поселок привезла меня обратно к бабушке. Оказалось, что Торба — это не прозвище, а фамилия…

Года через три я увидела Женю проезжающей на тракторе. Прокатила она меня…

Учился со мной в одном классе огромный парень — штангист. В институт физкультуры поступил, сделал мастера и завязал со спортом. Жена у него — маленькая, худенькая. Я их как-то вдвоем встретила. Он мне жену представил и добавил: «Надоело тяжести носить».

А я вообще тяжелое не могу носить: поясница слабая. В последнее время она у меня даже от неприятных разговоров ноет. Иногда мне на почте приходится отправлять заказные письма. Так там женщина работает — обязательно кого-нибудь облает. Вот и меня облаяла. Поясница сразу заныла. А я молча так смотрю на женщину, и на бейджик скользнула: «Булгакова»? Присмотрелась — отлегло: «Булкина».

А еще я одну семью знаю, фамилия у них Капилетьевы. Так они себя потомками Капуллети считают. Детей назвали Ромео и Джульетта, но это уже другая история.

Офисные работники ее мало интересовали. Она любила людей искусства. Вначале извергающийся вулкан творчества завораживал ее своей лавой, а потом заставлял бежать сломя голову. Наглотавшись творческой пыли и подпалив пятки, она возвращалась в мир менеджеров: ей требовался глоток банального свежего воздуха. Этим глотком для нее всегда был Евгений, банковский служащий, обоснованный и предсказуемый в режиме дня и ночи.

Уже лет пять он пытался построить серьезные отношения с Полиной, списывая ее внезапные исчезновения на свою занятость и «карьеру на первом месте». После длительных разлук Евгений как будто не замечал излишнюю худобу Полины, странный цвет волос, милые фенечки, новую татуировку и синяки на знакомых изгибах тела, ведь через неделю Полина вновь превращалась во вполне убедительную блондинку, переставала сутулиться и ругаться матом.