Илья Беркович - Отец

Миша снимает пиджак и занавешивает им ноги так, что видны только ботинки, и не просит, а приказывает: Смотрите! Смотрите на ботинки.

Охана, Рома и румяный смотрят, как ботинки взлетают и исчезают под пиджаком. Охана, Рома и румяный смотрят на пустую щель между асфальтом и пиджаком и не видят Мишиного лица, искаженного не потому, что в воздухе висеть трудно, а потому, что за спиной солдат стоит тот самый огромный хасид, который позавчера на крыше сбил Мишу с ног и сейчас ждет, что Миша грохнется, но Миша продолжает со страшным лицом висеть над землей.

— Хватит, — говорит Рома, взглянув на его лицо, — хорош, верим!

— Халас! — глухо вторит Охана, но Миша висит, висит, висит, пока огромный хасид не скрывается за поворотом арабской улицы.

Миша на земле. Он не может попасть рукой в рукав.

— Благослови меня, — просит Охана.

— И меня! — просит Румяный.

— И меня!

Село солнце, кончился день, и Миша должен его обдумать. Скамейка стоит в глубокой нише, образованной соснами и кустами. Вчера был дождь, швы между плитами мостовой желто-зеленые от сосновой пыльцы. Мише виден сегмент улицы. Прохожие, не замечая его, с одинокими лицами возникают из-за левого куста и исчезают за правым, совсем как Мишины мысли. Миша не пытается задержать, вернуть уходящие мысли и не окликает знакомых прохожих.

Вот, громко шаркая толстыми подошвами, все разом говоря и треща пузырьками жевательной резинки, прошла группа девочек-подростков. Почему молчит посланец Ребе, чего ждет? А вот и он сам, так часто бывает: вспомнишь о ком-нибудь и тут же его встретишь. Идет, склонив голову, будто прислушивается к голосу из левого плеча и крутит тугой пейс, как ручку настройки.

Стучат, шуршат, приближаясь, колеса — это Соломон, седой красавец-дворник катит свой бачок. Остановился, щипцами на ручке поднял с асфальта газету, бросил в бак, расправил грудь и исчез за кустом. Только бы не встретить бандита. Сегодня уже встречались. Хватит. Говоря о врагах, мы всегда имеем в виду чужих: арабов, высшую власть. Но между арабами и нами стоят солдаты; занятым миллиардными гешефтами властям, слава Богу, не до нас. И вдруг оказывается, что твой самый неумолимый враг — сосед. От него не спрячешься, и когда он начнет тебя душить, никто тебя не защитит, потому что вы не просто похожи, вы неотличимы; закричи ты караул — и он тут же заорет караул, и полицейскому при виде обнявшихся и кричащих караул мужчин в одинаковых костюмах только и останется спросить: вы чего, ребята?

Вот почтмейстер Йоси Бергер прохромал: интересно, куда это. Он ведь почти не ходит пешком.

Йоси Бергер хромал домой от своей дочки Идит. Было первое число, день чека.

Обычно Йоси заносил чек в обеденный перерыв, когда зятя не было дома. Они не ссорились. Просто за год знакомства Ави ни разу не обратился к тестю, не посмотрел ему в глаза. При этом Йоси знал, что зять далеко не всегда и не со всеми такой крокодил холодного копчения. Встречаясь с нужным человеком, Ави превращался в милого, теплокровного, необыкновенно внимательного к вам (нужному человеку) жирафа. Жираф говорил только с вами, больше ни на кого в мире не обращая внимания, и оказывалось, что вы любите одного и того же певца, что месяц назад ему, как и вам, неудачно поставили зубную коронку, что его мать, как и ваша, страдает тяжелым диабетом. Он понимал вас абсолютно во всем и не ввинчивал вам в голову истины, а просто по-дружески ими делился. Ави никуда не торопился, и ваша с ним сладостная беседа могла бы длиться вечно, если бы не кончился ваш обеденный перерыв. При первой встрече Ави в знак особой приязни касался вашего плеча длинными, умными пальцами, и если при второй встрече он этого не делал, вам начинало казаться, что вы чем-то его расстроили, он уже не так, как прежде, к вам расположен. И чтобы вернуть его расположение, вы не только охотно соглашались исполнить как бы невзначай высказанную им просьбу, но и сами пытались нащупать, чем бы еще ему угодить. Но как только полезный человек сворачивал за угол, Ави выключал обаяние. На тестя он его никогда не тратил.

Но не в зяте дело, черт с ним, с зятем. Главное — при нем прозрачная для отца часть дочкиной души непроницаемо мутнела, как арак, в который налили воды.

Сегодня в обед на почте была ревизия. Можно было бы занести чек завтра, но Йоси был из породы людей, которые дважды сделав что-то первого числа, уже не могут сделать это второго.

После работы позвонила из Америки сестра Бонни. Полгода назад она овдовела. Бонни говорила час, в основном о душевном состоянии своей собаки. Йоси поужинал, дохромал до синагоги. В нагрудном кармане его рубашки лежал чек для Идит и новый блок марок, полученный сегодня по почте. Он даже не переложил марки в альбом.