Лев Пирогов - Упирающаяся натура

Или всего понемногу?

В любом случае, консолидация национальных сил на основе протестных настроений себя не оправдывает. Шесть лет «Русских маршей» — достаточный срок, чтобы понять, как развивается ситуация. Никак. В этом году официальный агитпроп испробовал другую стратегию (замалчивание вместо запугивания), — пришло чуть больше. В следующем — сделают поправку на ветер, придёт чуть меньше. Борьбы «против» не получается.

А как насчёт борьбы «за»? За что предлагают бороться русские националисты?

Чтобы на «русский марш» пришёл миллион, нужно мочь ответить на этот вопрос одним словом. Больше — миллион не услышит, больше для него сольются в НРЗБ.

Например — «за колбасу», как в 1989 году. Или «за землю», как в 1918-м. Что такое СССР?.. А колбаса вот она, её лизнуть можно, понюхать. Вот так гражданские войны выигрываются.

Так за что же такое предлагают побороться русские националисты?

Я не изучал специально вопрос, моё мнение — экспериментально чистое, я обыватель, знаю только то, что просочилось в голову из интернет-лент. За что-то такое вроде бы предлагают, но погодите, мне трудно сосредоточиться…

Ну не за «трезвость» же.

За справедливость? (Тогда уж лучше за трезвость…) За равные права? Или за преимущественные? За статус государствообразующей нации, из коего эти права вытекают? А какие именно — эти? Права на что? Можно списком?..

Когда в феврале девяностого года на Манежке собиралось 200 тысяч человек, вопрос «за что» стоял ослепительно просто: «За отмену Шестой статьи». Что это за статья такая, знал едва ли каждый десятый, но каждый представлял себе такое… такое… Не поверите, я тоже ходил.

А четвёртого ноября до меня задачу не довели. Догадываюсь, что если из таких, как я, — сочувствующих, но не понимающих, чему именно, организовать шествие — всем курбан-байрамам курбан-байрам получился бы. Марш сочувственно-непонятных.

У каждого из нас была масса причин не выходить на Марш. Кому-то, например, не нравится прыгать по команде «Кто не прыгнул, тот чурка». И «Кто не прыгнул, тот не чурка» — не нравится. Кто-то не любит позировать для фотографов. Все мы боимся подвергать опасности свои чрева и стократ — благополучие своих детей.

Последнее — главная причина «никуда не ходить» для мужчин моего поколения. Мы лучше всех (включая устроителей) понимаем, зачем Марш по-хорошему нужен, и именно мы не хотим идти. Тридцати-сорокалетние мужчины, цвет обывательщины, пушечное мясо и говно нации. Те, кого больше всех после войн остаётся, потому что в отличие от восемнадцатилетних прыщей мы трусливы, осторожны, трезвы.

Хотя манипулировать нами так же просто, как восемнадцатилетними.

Какой из социальных инстинктов у обывателя самый сильный? Тот же, что и у животных, — инстинкт размножения. Он даже инстинкт самосохранения способен перебить иногда. И выражается этот инстинкт для нас не в сиськах, а в детях теперь уже. За сиськи мы не пойдём. И за Русь святую не пойдём. И за веру. А за них пойдём. За них и чрево перетянешь потуже, и прыгнешь, когда велят.

Может быть, главная политическая задача русского национализма на сегодня поэтому — сочинить ответ на вопрос «Что будет с моим ребёнком, если я НЕ пойду на Русский марш». Не в смысле «будущего наших детей», нет. Обыватель существо практическое. Что-нибудь на уровне «все, кто не предъявит справку по форме шесть, из очереди на собеседование по поступлению в школу вычёркиваются». Вот тут мы…

Вы, бабуля, пока то-сё, отошли бы.

Мы — «спящие потребители» национализма. Мы пока не ходим на «Русский марш».

Кто «они»? Ну, например, игрушки в закрытом на ночь магазине. Или актёры, когда камера выключилась, и занавес опустился. Или их персонажи. Ведь когда актёры их не играют, они же всё равно есть?

Взглянем на проблему научно. Писатель, когда придумывает героя, он же не из пустоты его придумывает. Придумывает с натуры. Но и не целиком с натуры — нос от одного человека, а голос и манеру говорить — от другого. Дверь в подъезд — от одного дома, запах в подъезде от другого, а сковородку с недоеденной картошкой на кухне от третьего. И мысли — чуточку своих берёт, чуточку не своих. Всё запутано. То есть, в книжке всё это довольно-таки ладно собирается вместе, а в жизни, откуда берёт, — раскидано там и сям. А интересно же знать, как было НА САМОМ ДЕЛЕ!..

И вот мне подумалось: а что если цельную, собранную воедино, но не настоящую действительность вымысла и настоящую, но разрозненную, распылённую, не укладывающуюся в голове прототипическую действительность поменять местами?