Лев Пирогов - Упирающаяся натура

Вот поэтому сегодня, когда потребительство утратило всякий романтический флёр, выжившие шестидесятники (преимущественно мальчики) никак не могут с него слезть. Для них вспоминать, «как мы потребляли тогда», — всё равно что вспоминать, как служили в армии. Ну, или как дрались. Или как пили.

Это не стыдно, это понятная слабость. Стыдно другое — когда человек перестаёт эту слабость за собой замечать. Когда принимает её за доблесть и силу.

Перед нами, похоже, как раз такой случай.

Двое младошестидесятников, писатели Евгений Попов и Александр Кабаков, сочинили книгу об отце-основателе. В виде беседы. Забавная книга. Не сказать, что неинтересная и не поучительная. Но больше забавная.

Начинают авторы с обсуждения того имеющего решающее значение факта, что мамой Василия Павловича была Евгения Гинзбург, и, следовательно, судьба его была о двух крылах: еврейское и русское, интеллигенция — и народ. (Слово «интеллигенция» в книге курсивом не выделено. Типа, не ошарашивает. А вот «народ» — да, экзотично.)

Долго, обстоятельно говорят об этом. Потом Кабаков выводит дискуссию на новый уровень: Евгения Соломоновна, как мы знаем, сама выдающийся писатель, и писательский дар у Васи от неё, так что его судьба не о двух, а о трёх крылах. Интеллигенция, народ и Евгения Соломоновна. Вот уже и полусерафим, типа.

Дальше, чтобы не случилось перекоса по крыльям в сторону от народа, поговорили о том, как хорошо знал Василий Павлович мужика. Он его знал лучше Шукшина, например, потому что Шукшин знал только деревню, а город у него всегда чужой, странный, враждебный, а для Василия Аксёнова и те, и эти были досконально свои…

Но вот наконец все увертюры заканчиваются, вступает Главная тема. Когда у Васи появились первые джинсы. Когда Вася пересел с «Запорожца» на «Жигули». Когда купил дачу в Переделкине (перед самым отъездом)… А однажды Вася принимал каких-то зарубежных гостей, так подумать только: на столе всё было из «Берёзки»! Водка «с винтом», ФРАНЦУЗСКИЕ вина и — подумать только! — не гнилые помидоры! Прямо вот так вот выделено курсивом — «не». Сколько лет прошло, а всё не забывается тот культурный шок.

На этом месте (как оно часто бывает, когда читаешь умную, хорошую книгу) мысль отправляется погулять. Думаешь: что-то я не могу вспомнить книгу о Шукшине, где обсуждали бы, какие были у Васи джинсы. Ну так, разве что «квартирный вопрос» просквозит. Но чтоб лейтмотивом!.. Хотя Василий Макарыч был, конечно, не ангел (и крыло имел только одно), да и книжки о нём часто грешат своими специфическими уродствами (типа слёзного, в стиле «русский шансон», народничества), но вот учёта джинсов и обязательного выстраивания иерархий в духе «наш-то Вася получше ихнего» я там не помню.

(И ещё мне очень трудно представить себе шукшинский «отъезд». Хоть Шукшина тоже гнобили-не пущали. Видимо, рождённый с одним крылом летать не может. Кругозор не тот.)

Вот ведь интересно. Умные талантливые люди говорят об умном талантливом человеке. Откуда же такая расхлябанность?

Читаю подписи к фотографиям (книга хорошо иллюстрирована): «Четыре друга — Евгений Попов, Василий Аксёнов, Александр Кабаков и тибетский спаниель Пушкин (в центре)». Ах, какой свойский уютный домашний юмор. Не книга, а семейный альбом. Сразу видно, чужие здесь не ходят. (Им нечего делать здесь.) Можно подраспустить ремень.

Под конец книги соавторы долго и безуспешно пытаются выяснить, «мёртв ли Аксёнов в простом таком бытовом смысле памяти». Долго и безуспешно, так как что-то постоянно отвлекает их от ответа. То воспоминание о том, как напились вина из «Берёзки», то о Васиной джинсовой куртке, то о том, кто из них когда «остриг длинные волосы». Такая вот проблематика.

В конце концов Кабаков выкручивается: «Как ни странно, но ты и я своими этими воспоминаниями, совершенно бессмысленными, попали в тему, обозначенную как «мёртв ли Аксёнов?» О мёртвых так, как мы сейчас говорили, не говорят. Об обычных мёртвых так не говорят».

Тут бы самое время как-нибудь пошутить и на коду, но слова «мёртв», «мёртвый», без конца повторяющиеся на этих страницах, не пускают. Попытался представить, что говорю с кем-нибудь о дорогом мне человеке и делаю это вот так «необычно».

Не получилось. Шестидесятники — сверхлюди, конечно.

Это не вполне книга. Это распечатанные на бумаге выдержки из интернет-блога Бориса Акунина. Понятно, что успешный писатель должен присутствовать на телевидении. А ещё он должен вести блог, то есть публичный дневник. Или альбом. Ну вот как у девиц в позапрошлом веке были альбомы. Этакое зеркало души напоказ.