Ёко Огава - Отель «Ирис»

Город разрастался на глазах. На пристани собралась толпа народа. Это были туристы, намеревающиеся сесть на катер. Не в силах дольше ждать, они уже выстроились в очередь. Катер развернулся на девяносто градусов и причалил кормой. На этот раз он издал намного более низкий гудок.

– Ну вот, наконец приехали.

– Я провожу тебя до цветочных часов.

– Мне придется бежать. Приближается время выписки гостей.

– Я тебе напишу.

– Буду ждать.

Мужчина погладил меня по щеке, как бы желая сохранить ощущение от этого прикосновения.

Послышался какой-то шум. Вдалеке кто-то выкрикивал мое имя:

– Мари, Мари, Мари!

Голос был отчетливо слышен. Все собравшиеся на пристани люди теперь смотрели на нас. Да ведь это вовсе не пассажиры, ожидающие прибытия катера. Там был официант в фартуке. Шофер такси. Женщина средних лет в пижаме. Все переглядывались и продолжали что-то тихо бормотать. Перед залом ожидания стояли полицейская машина и «скорая помощь». В задних рядах толпы я заметила аккордеониста. Как всегда, на шее у него висел аккордеон, но сейчас парнишка на нем не играл.

– Мари! Мари, я здесь!

Это кричала моя мать. Ну почему она беспрестанно повторяет мое имя? Мне это показалось странным. Послышался звук удара, мотор катера заглох. Двое незнакомых мне молодых людей выбежали на палубу. Они что-то кричали нам рассерженными голосами. Они говорили громко, но я не понимала ни единого слова. Они кричали попеременно. Однако у меня в ушах стояла полная тишина, никакие звуки туда не проникали. Такое чувство, словно бы мне резко проткнули барабанные перепонки.

Выпустив свою руку, переводчик побежал по палубе. Он бежал, пошатываясь. Один из мужчин бросился за ним, другой обнял меня. Он непрестанно что-то говорил, но я ничего не слышала. Переводчик спотыкнулся, ударился об урну, и тут продавец кофе попытался схватить его за руки. Каким-то образом беглецу удалось вырваться, и он побежал к носу катера. Все это происходило при полной тишине.

Переводчика уже почти схватили, когда он бросился в море. Не сказав мне даже слова на прощание, даже не послав слабой улыбки, он поднялся на парапет и рухнул вниз. В тот момент, когда раздался всплеск воды, я опять стала слышать все, как раньше.

– Вы не ранены? – ласково спросил державший меня молодой человек, заглянув мне в глаза.

– Он упал! Спустите шлюпку!

Послышался топот многих ног.

– Нужно бросить спасательный круг.

– Где спасательные жилеты?

– Успокойтесь! Подождем, пока он всплывет, – раздавались вперемешку разные голоса.

– Что это?…

Молодой человек собирался прикоснуться к моему шарфу. Я отбросила его руку и присела на корточки.

– Мари, ты испугалась? Все будет хорошо. Тебе не о чем больше тревожиться. Я едва не умерла от мысли, что тебя похитили, что тебя уже нет в живых. Ах! Что он с тобой сделал! У тебя ничего не болит? Какой негодяй! Мерзавец! К счастью, все обошлось благополучно. О, Господи! Хорошо, что ты все-таки жива. Правда, господин инспектор? Я вам бесконечно благодарна. Несомненно, девочку нужно обследовать в больнице. Вы не поможете мне посадить ее в машину «скорой помощи»?

Мама продолжала что-то бубнить. Ее голос меня обволакивал. Но только звук от всплеска упавшего в море человека стоял у меня в ушах.

Труп переводчика подняли только через три дня. Его обнаружила команда полицейских аквалангистов. Тело утопленника раздулось от газов, образующихся в результате гниения, одежда порвалась, и он был полуголым. Голова его тоже раздулась в два раза, так что переводчика было почти не узнать.

Он был приговорен уже давно. Четыре с половиной года тому назад переводчик избил владельца часовой лавки, поссорившись с ним по какому-то незначительному поводу. Он ударил его по голове выставленными на продажу настенными часами и нанес рану, на лечение которой потребовалось три недели. Поэтому личность переводчика было легко установить по отпечаткам пальцев.

В больнице я провела только одну ночь. Как было записано в медицинской карте, врач тщательно обследовал все мое тело и не обнаружил даже самого маленького повреждения или кровоподтека. Странно, что никто не заметил, что на голове у меня было много ран, нанесенных острыми концами ножниц. Когда я шевелила головой на подушке, у меня страшно саднило кожу.

Допрос обо всем, что со мной случилось, был проведен с пристрастием. Его вела женщина-полицейский. Присутствовали также психиатр и юрист. Но я на все вопросы отвечала только, что ничего не помню. Они ошибочно истолковывали это как следствие шока, который я испытала. Поскольку подозреваемый был мертв, потерпевшую ни к чему было заставлять переживать все заново. Они пришли к выводу, что это только усугубило бы душевные страдания девушки. Когда я не вернулась ночевать, в отеле всю ночь был сильный переполох, и наконец мама обратилась за помощью в полицию. Предполагали, что меня могло унести первой большой волной, смыть внезапным наводнением. При допросе продавец кофе подтвердил, что видел меня утром на борту катера с каким-то странным человеком. Обо всем этом мне сообщила наша уборщица. Она говорила настолько возбужденно, что мне казалось: она считает нужным выразить сочувствие, но при этом не может скрыть своего любопытства.