Ёко Огава - Отель «Ирис»

Повсюду валялось бесчисленное количество дохлой рыбы. Хотя душевые кабинки, лотки с мороженым, наблюдательная вышка должны были, по идее, находиться там, где обычно, не было видно ничего, кроме рыбы. Волн не было, цвет моря стал серым, и все пляжные зонтики оставались сложенными.

Солнце палило сильно, но не попадало ни на морские брызги, ни на паруса яхт, всюду одна только рыбья чешуя… Рыбины были огромные и маленькие, длинные и плоские, пятнистые, с открытыми ртами и без жабр… Одни – вверх брюхом, другие зарылись в песок, третьи лежали друг на друге. И все они были мертвы. Ни одна рыбина даже слабо не шевелилась.

– Эй, Мари-тян, смотри! Какой ужас! Даже не представляю, как такое могло произойти!

Все собравшиеся обсуждали странное зрелище, представшее их взорам. Для съемок даже прибыла телевизионная группа. Кое-кто спускался на пляж, брал рыбу в руки, рассматривал ее.

– После такого все гости съедут. Что тогда делать? Это ужасно! У твоей матери еще больше испортится настроение. – Хотя уборщица и говорила, что это ужасно, вид у нее был довольный. Она вцепилась в мою руку и буквально повисла на мне.

То место, где совсем недавно мы с переводчиком и его племянником пили содовую, тоже было завалено дохлой рыбой. Каждый раз, когда волны разбивались о берег, они приносили с собой все новых рыбин. Хотя те тоже были мертвыми, казалось, что в морских глубинах беспрерывно рождаются новые существа.

– Вчера вечером не было никаких неприятных признаков. Может, кто-то все специально подстроил?

– И правда, какое-то удивительное явление!

– Такая жара – не удивительно, что даже рыба не выдерживает!

– Нет, дело совсем в другом. Это месть тех, кто погиб в море.

У каждого было свое объяснение случившемуся. Когда начинал дуть ветер, вонь становилась невыносимой. Все зажимали носы. Уборщица прижалась лицом к моей руке. Запах был настолько сильным, что я начала задаваться вопросом: а не начал ли гнить мой собственный мозг? И при всем при этом никто из присутствующих не собирался уходить.

Потребовалось два дня, чтобы при помощи экскаваторов загрузить всю рыбу на грузовики и куда-то ее увезти. В течение двух дней грузовики беспрерывно носились вдоль побережья. Специалисты объясняли по телевизору, что из-за страшной жары температура моря поднялась, и из-за недостатка кислорода погибло огромное количество рыбы. Другие же, не довольствуясь таким объяснением, заявляли, что вода, спускаемая в море целлюлозным комбинатом, была страшно загрязнена. Поставщики «Ириса» и мамины подруги по кружку танцев, все страшно напутанные происходящим, регулярно сообщали нам разные слухи, бродившие по городу. В любом случае, никто не решился есть эту рыбу.

Даже после того как все было вывезено с побережья на грузовиках, по всему городу кое-где еще валялась дохлая рыба. По ней проезжали машины, чешуя трескалась, сама рыба превращалась в месиво. Вывалившиеся внутренности были размазаны по асфальту и казались похожими на разлитый клей. Случайно наступив на них, люди в омерзении резко подскакивали.

– У тебя это хорошо получается, – сказала я, и племянник потупился.

«У меня нет способностей к рисованию. Дядя сильно преувеличивает». Он держал карандаш в левой руке, а правой крутил свой кулон.

Было видно, что планшет для рисования использовался часто. В деревянном ящичке были беспорядочно сложены палитра, кисти и краски. Имелись совершенно новые тюбики, но были и выдавленные до конца, в которых почти не осталось краски.

Я заметила его с автобусной остановки, когда смотрела вниз на гавань. Племянник сидел на скале, которая только чуть-чуть выступала из моря, и что-то рисовал. Я узнала его по жесту, каким он откидывал назад волосы, и по цепочке на шее. Я спустилась по лестнице при дамбе и сзади приблизилась к скале. «Добрый день», – сказала я, и он ничуть не испугался. В ответ он только подал мне знак глазами. Я пришла на автобусную остановку только для того, чтобы встретить ожидаемых клиентов, но никто не появился.

Юноша не переставал работать кистью. Он нарисовал море, развалины крепости и раскинувшийся вдали город. Мне показалось, что картина написана достаточно мастерски. На ней был запечатлен и остров Ф.

– Наши клиенты позвонили с вокзала и сказали, что садятся на катер, отплывающий в полчетвертого, но, очевидно, опоздали. Следующий будет через пятьдесят минут.

Племянник молчал, но это не казалось неприятным. Я прекрасно понимала, что юноша молчит, потому что не может говорить, а он прекрасно понимал, что я уже привыкла к его молчанию.