Ёко Огава - Отель «Ирис»

Интересно, делал ли он с этой женщиной то же самое, что со мной? Вроде бы у него не было с собой никаких вещей, но не мог ли он спрятать куда-нибудь свою странную веревку? На какой кровати – на правой или на левой – лежала женщина? Или, возможно, из-за тесноты все происходило на полу?

Эта женщина была полнее меня. Веревка без труда впивалась в ее тело. И сейчас в этой комнате, где младенец сосет молоко из бутылочки, оставался смешанный запах духов и пота. Проститутка прекрасно играла свою роль и издавала стоны наслаждения. Я могла с точностью представить себе движения ее губ, языка и пальцев.

Я была не единственной, кому переводчик дарил свою благосклонность. Я впервые это осознала и начала ревновать его к этой женщине.

Я повесила полотенце и закрыла дверь ванной комнаты. Затем бросила в мусорный ящик валявшиеся на полу кусочки бумаги, присела на край кровати и достала письмо, которое только что получила.

… Мое сердце начинает ускоренно биться, как только я вспоминаю тебя, – поднимающуюся по лестнице с вделанными в нее ракушками, пьющую чай из этой чашки, смотрящую в зеркало на туалетном столике. Когда по утрам я бреюсь, то и сам не замечаю, как моя рука замирает и, покрытая пеной для бритья, начинает ласкать зеркало.

Если бы в такие моменты меня кто-нибудь увидел, то наверняка принял бы за безумца. Возможно, у кого-то я даже вызвал бы отвращение. Но несчастные люди с трудом верят в чудеса. Разве можно строго судить человека, на которого накатило чудесное чувство радости именно во время бритья?

Когда нас не пустили в ресторан, я пришел в отчаяние от мысли, что могу потерять тебя, а не роскошный обед. Именно это привело меня в ярость.

Надо же, та женщина присутствовала при нашей первой встрече. И она снова появилась на сцене во время нашего первого выхода в свет.

Внешне моя жизнь ничуть не изменилась. Я встаю в семь утра, в течение трех часов утром и два часа пополудни занимаюсь переводом. Закончив работу, я гуляю по острову, отдыхаю во время сиесты, готовлю ужин. Я ложусь спать в одиннадцать вечера, и за весь день меня никто не навещает: ни почтальон, ни торговцы, ни налоговый инспектор.

Однако каждый момент этой моей, кажущейся такой унылой жизни заполнен счастьем оттого, что я могу прикоснуться к тебе. В то же время я страдаю от не покидающего меня чувства тревоги.

Я задаюсь вопросом: что будет со мной, если ты вдруг погибнешь, скажем, под колесами машины, если ты, не произнеся ни слова, даже не улыбнувшись, исчезнешь из этого мира. И мне становится страшно. Может быть, цветочные часы, отель «Ирис», девушка по имени Мари не существуют… Этого я боюсь больше всего на свете. Чем сильней мои чувства к тебе, тем больше я страдаю. Чем больше я терзаю себя безосновательными предположениями, тем больше я отдаюсь бесконечной радости любить тебя.

Мари, умоляю, существуй в том мире, где есть я. Наверное, тебе такое мое желание покажется странным? А может быть, это даже тебя рассмешит? Но в данный момент мое самое страстное желание – чтобы ты существовала…

– Ну, и что же ты тут делаешь? – спросила уборщица, просунув голову в приоткрытую дверь.

– Ничего особенного. – Я вскочила от удивления. Лежавший у меня на коленях конверт упал на пол.

– А все-таки?

– Я забыла сменить полотенца.

Я подняла конверт, в который успела вложить письмо, но чем больше я волновалась, тем хуже у меня все получалось.

– Я в этом сомневаюсь. Странно, что, переменив полотенца, ты сидишь на кровати с таким мрачным лицом. В чем причина, в этом письме?

Она протянула руку к конверту с неискренней улыбкой.

– Перестаньте!

Я хотела поглубже засунуть письмо в карман. Уборщица схватила меня за запястья, совершенно не заботясь о том, что мне больно.

– Разве я не просила вас прекратить?

– Здесь что-то нечисто, девочка. Да ты сама не своя. Ну-ка, не будь жадиной. Позволь мне тоже немного почитать. Ты же не хочешь неприятностей?

Мы боролись в маленькой комнатке. Бумажные салфетки были разбросаны, бутылочка для молока свалилась на пол. Уборщица вырвала у меня письмо, подняла его достаточно высоко, и на губах ее заиграла слабая саркастическая улыбка.

– Вот, значит, что… «Дорогая Мари, я надеюсь, что ты не простудилась… Мари, я счастлив в тот момент, когда пишу эти слова…» Но это же любовное письмо! – воскликнула она.

– Вообще-то очень непорядочно – читать письма, адресованные не вам.