Алексей Никитин - Маджонг

— Перуанский, — насмешливо дернул губой Кай Данх. — Чего смеешься?.. Как-то старшая дочка сообщила мне: «Папа, я видела во сне своего мужа. Он скоро за мной приедет». Ну, что тут скажешь?.. Ждем, — говорю, — пусть приезжает.

И через месяц пожаловал. Маленький, темненький, глаза как два перфоратора, взгляд — выдержать невозможно. Грибы свои привез, кактусы сушеные. А я эти грибы видеть не могу. Кактусы — ничего еще, а грибы мне нельзя.

— Что, врачи не велят? — засмеялся Кара Гэргэн.

— Вроде того. Как-то раз попробовал, едва жив остался.

— И что же твой зять — здесь теперь живет?

— Нет. Два месяца у нас покрутился и уехал с моей дочкой в свои Анды. Так о чем мы?..

— О бубнах.

— Да. Бубен мы тебе сделаем, но и ты времени не теряй. Отрабатывай собственную технику. Не всегда же под рукой окажутся вертолеты.

— Хорошо. Тогда я действительно возьму на время твой.

Огромный бубен с обтянутыми кожей, выпирающими концами распорок, был похож на штурвал небольшого парусника.

— Как они с ним управляются?

Бубен был в две трети его роста. Бить в него, танцуя, казалось полным безумием. Кара Гэргэн не представлял, как он станет это делать, если даже просто поднять и удерживать на весу эту махину у него едва получалось.

Он устроился на стуле и кое-как поставил бубен между ногами. Кажется, так ставят виолончель?.. Или ее ставят перпендикулярно?.. Удерживая бубен левой рукой, правой он попробовал слегка постукивать по туго натянутой коже, и тихонько затянул первое, что пришло в голову, «Черного ворона». Со стороны, конечно, это выглядело странно, и чувствовал он себя довольно дико, но если уж так надо, то он готов был к этому привыкнуть.

Кара Гэргэн не собирался немедленно накладывать хэн тамган. Он и не знал, что и как делать. Хотя уже понимал, зачем это нужно. События прошлого, особенно недавнего прошлого, не скрепленные волей шамана, могут быть изменены в любой момент кем угодно, хоть бы и другим шаманом. Последствия этого могут быть сокрушительными. Он просто исчезнет и из этого мира, и из памяти людей. Поэтому действительно надо спешить. Но займется он этим не сегодня. Все, что он хотел сделать сейчас, и все, что мог, — это хоть как-то привести в порядок собственные мысли. Ему надо было заново составить представление об окружающем мире. Старое уже никуда не годилось.

Для начала он решил разобраться с аварией. Теперь Кара Гэргэн вовсе не был уверен, что история про Ваську Гомоляку, который стал лосем, прозвучала той ночью на самом деле. Откуда вообще она взялась? Он попытался разложить всю поездку на самые мелкие эпизоды, начиная с того момента, когда из всех таксистов, собравшихся возле семипалатинского рынка, они выбрали именно рыжего Колю. Был вечер, ветер дул сухой и пыльный, и далекая грозовая туча поднималась над горизонтом.

«Черный ворон» был исполнен десять, если не двенадцать раз, и теперь Кара Гэргэн тихо мычал детский шансон, давнюю песенку, начала и конца которой он не помнил, а возможно, никогда и не знал. Ладонь сама выбивала на бубне какой-то быстрый ритм, а он, закрыв глаза, едва заметно раскачивался на стуле.

Ему нужно было вернуться в тот вечер. Он вспоминал его в деталях, отыскивая путь в близкое прошлое, но не мог найти, и только вязкая темно-коричневая пустота окружала Кара Гэргэна. Эта пустота не была бесконечной, в ней не было льда непостижимых и недоступных пространств. Казалось, достаточно развести руки, чтобы коснуться невидимых стен, но он не мог сделать и этого. Теперь он бил в бубен яростно и исступленно, словно от силы и скорости его ладоней зависело, найдет ли он когда-нибудь хоть какой-то выход из узкой, тесной и темной ловушки, в которую он сам загнал себя этим бубном. Он оглядывался по сторонам, понимая, что выход должен быть. Конечно, выход есть, его только надо найти.

То, что искал, Кара Гэргэн увидел, случайно глянув вверх. Там, над самой его головой, медленно парил огромный, иссиня-черный ворон. Космический, обжигающий холод, исходивший от птицы, Кара Гэргэн почувствовал немедленно, едва скользнул по нему взглядом. Дважды Кара Гэргэн пытался задержать взгляд на птице, и оба раза ворон ускользал, окатывая его леденящей волной. «Я должен стать таким, как он, — понял Кара Гэргэн. — Сколько у них там, минус двести семьдесят три? Значит, минус двести пятьдесят хотя бы. Кто знает, зачем же во мне столько воды?..»

Наконец он смог удержать птицу взглядом и тут же забыл о времени ожидания и поисков. Ворон сорвался с места, и Кара Гэргэн вновь оказался под проливным дождем на дороге из Семипалатинска в Барнаул.