— С Агриппой просто, — Регаме глубоко вздохнул и поднялся со стула. — Я свяжусь с хозяином книги, узнаю условия и дам знать. Предупреждаю сразу, сторговаться будет тяжело. Мои условия стандартные: пять процентов при заключении сделки.
— Отлично, — потер руки Батюшек. — Тогда звони Пете. Что-то ты неважно выглядишь?..
— Дорога тяжело далась. Вторые сутки не сплю.
— Да-а, — согласился Батюшек, — в нашем возрасте это уже непросто. Ну, давай решай с оплатой и иди отсыпаться.
— Качалов, а что, правила, как всегда, у тебя? — безразличным тоном спросил Зеленый Фирштейн, внимательно разглядев комбинацию, сложившуюся у него к середине очередной игры.
Все подозрительно посмотрели на Фирштейна.
Обычно правила доставали при подсчете очков. Если кто-то просил их во время игры, значит, он замышлял Большую игру. Комбинаций Больших игр никто толком не помнил, поэтому, разглядев в своих камнях что-то заманчивое и многообещающее, они всякий раз просили у Старика Качалова шпаргалку.
Зеленый Фирштейн перелистал брошюру, нашел нужную страницу и замер с каменным лицом.
— Большая игра? — осторожно спросила Сонечка.
— Возможно, — шевельнул плечом Зеленый Фирштейн.
— Большие игры — это мираж, — уверенно заявил Старик Качалов. — Я верю в обычные маджонги: Чистая рука и закрытые конги на благородных камнях при собранном маджонге стоят дороже половины Больших игр. А собрать их намного проще. Так что, друзья, не гоняйтесь за химерами.
— Каждого ведет своя звезда, — загадочно ответил на это Зеленый Фирштейн и сделал снос.
— Ты его не убедил, Качалов, — заметил наблюдательный Толстый Барселона. — Зеленый Фирштейн играет Большую игру.
— Он и меня не убедил, — добавила Сонечка. — На Большие игры нужно идти при первом же удобном случае. Нужно рисковать. Давай, Зеленый, я за тебя болеть буду. Я даже могу снести что-нибудь полезное. У меня давно без дела валяется Северный ветер. Сношу.
— Маджонг! — взревел Зеленый Фирштейн и схватил Северный ветер. — Вот это красавец!
— Да ладно, — не поверила Сонечка. — Так не бывает.
— Все таки Большая игра? — заинтересовался Толстый Барселона. — Как называется?
— Le Joueur maladroit. Кто знает, что это значит?
Французскую брошюру, раздобытую когда-то Стариком Качаловым, они перевели не целиком — только правила игры и подсчета очков. Названия Больших игр остались непереведенными.
— Комбинация называется «Неопытный игрок», — ласково улыбнулся Старик Качалов. — Я нахожу это название удачным.
— Издеваешься? — не поверил Зеленый Фирштейн. — Это мелко, Качалов.
— Учите язык доктора Гильотена и маркиза де Сада, дорогой мой. И вы значительно реже будете попадать в глупые ситуации вроде этой. Комбинация из последовательности от единицы до семерки одной масти, четырех ветров и панга на драконах называется «Неопытный игрок» и стоит семьсот очков.
— Ну, хорошо, допустим, — согласился Зеленый Фирштейн. — Но все равно это круто! Учись играть, Старик! А с доктором Гильотеном разобрался еще революционный французский народ. И язык ему не помог.
— Распространенное заблуждение, — невозмутимо отреагировал Качалов. — И кстати, хорошо объяснимое. Многим отчего-то хотелось отправить доктора Гильотена на гильотину. Возможно, им этот каламбур просто казался забавным. Но доктор умер своей смертью в год ссылки Наполеона на Эльбу.
— Скучно с тобой, Качалов, — зевнул Зеленый Фирштейн. — Все ты знаешь. А Большие игры не играешь.
— Знаю я не все, но многое. Возможно, поэтому и не играю Большие игры. И не только в маджонге.
Глава седьмая
Альбом акватинт
Каждому раунду соответствует одноименный ветер, который является для всех игроков преимущественным. Кроме того, в каждой игре у каждого игрока есть собственный ветер.
Правила игры. Раздел «Игра».
— Кирхер, — мгновенно решил Енот Семенов разглядев на стене павильона небольшую гравюру. На ней была круглая Земля, источенная ходами, через которые исходил жар, а по заполненной морями поверхности планеты, гонимые ветрами, неслись небольшие парусники. Вверху сообщалось: Occulta incendia spargit.
«Нет, — тут же одернул он себя. — Какой еще Кирхер? Откуда ему здесь взяться?»
Рядом с гравюрой висел печальный муравьед, извлеченный из Брема, сцена из семейной жизни мраморных хрущей, позаимствованная у Фабра, чуть дальше — литография конца XIX века, изображавшая план Ближних пещер Лавры, составленный Иннокентием Гизелем в 1674 году.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу