Юстейн Гордер - Таинственный пасьянс

— Наверное, есть Бог, который нас понимает? — сказал я.

Папашка дёрнулся на стуле. По-моему, он был даже удивлён, что я смог задать столь сложный вопрос.

— Возможно, ты прав, — согласился он. — Но тогда Он должен Сам быть таким сложным, что едва ли способен понять Самого Себя.

Он подозвал стюарда и заказал к обеду бутылку пива. И философствовал до тех пор, пока стюард его не принёс.

— Если есть что-то, чего я не понимаю, так это почему Анита от нас уехала, — сказал он, когда стюард наливал пиво.

Я отметил, что он назвал маму по имени, обычно он звал её просто мамой, как я.

Вообще он стал так часто говорить о маме, что мне это уже не нравилось. Мне не хватало её так же, как ему, но я считал, что лучше тосковать по ней про себя, чем ходить и тосковать вместе.

Наконец он произнёс:

— По-моему, я даже понимаю законы космоса, чем причину, по которой дама уезжает из дома без всяких объяснений.

— Может, она сама этого не знает, — заметил я.

Больше мы во время обеда не говорили. Подозреваю, что мы оба пытались понять, действительно ли мы хотим найти маму в Афинах.

После обеда мы прогулялись по теплоходу. Папашка показывал на офицеров и матросов и объяснял мне, что означают полоски и знаки отличия у них на форме. Я невольно подумал о картах в колоде.

Вечером папашка сказал, что намерен ненадолго зайти в бар. Я предпочёл не заводить дискуссии на эту тему, но сказал, что пойду в каюту и буду читать Дональда.

Думаю, он даже обрадовался, что остался один. Что же касается меня, я уже размышлял над тем, что же такое Фроде собирался рассказать Хансу Пекарю когда они сидели и смотрели на селение карликов.

Словом, в каюте я собирался читать отнюдь не про Дональда. Может быть, я в то лето понял, что перерос и Дональда, и подобное чтиво.

Во всяком случае, в тот день я понял одну вещь: отныне философствует уже не только папашка. Понемногу я тоже стал философствовать.

♣ "— Хорошо, что мы ушли оттуда, — начал старик с длинной седой бородой.

Он долго не спускал с меня глаз.

— Я боялся, что ты им что-нибудь скажешь, — продолжал он.

Только теперь он отвёл глаза. Показав на селение, он поёжился и спросил:

— Ты ведь ничего им не сказал?

— Боюсь, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — ответил я.

— Ты прав. Я начал не с того конца.

Я с пониманием кивнул.

— Если есть другой конец, то было бы неплохо начать с него, — согласился я.

— Aber natürlich! — воскликнул он. — Но прежде всего ты должен ответить на один важный вопрос. Ты знаешь, какое сегодня число?

— Не совсем точно, — признался я. — Должно быть, начало октября.

— Меня главным образом интересует не число, а год, — сказал он.

— Тысяча восемьсот сорок второй, — ответил я, и тут до меня как будто стало что-то доходить.

Старик кивнул.

— Это случилось ровно пятьдесят два года назад, мой мальчик.

— Ты уже так давно живёшь на этом острове?

— Да, уже так давно. — Он снова кивнул.

Из угла глаза у него скатилась слеза. Она ползла по щеке, но он даже не постарался её стереть.

— В октябре тысяча семьсот девяностого года мы вышли из Мехико, — сказал он. — После нескольких дней пути наш бриг потерпел кораблекрушение. Вся команда погибла вместе с судном, но я ухватился за бревно, плававшее среди обломков. В конце концов я всё-таки добрался до земли…

Он глубоко задумался и замолчал. Я рассказал, что тоже попал на этот остров в результате кораблекрушения.

Он грустно кивнул и продолжал:

— Ты сказал "остров", я тоже так думал. Но можем ли мы с уверенностью сказать, что это именно остров? Я прожил здесь больше пятидесяти лет и много бродил по тому, что мы называем островом. Однако мне ни разу не удалось найти дорогу обратно к морю.

— Значит, это очень большой остров, — заметил я.

— Которого нет ни на одной карте мира? — Он посмотрел на меня.

— А может, мы попали не на остров, а на берег американского континента? — предположил я. — Или Африки, коли на то пошло. Кто знает, сколько времени мы были добычей течения, прежде чем нас вынесло на берег?

Старик грустно покачал головой.

— И в Америке, и в Африке живут люди, молодой человек.

— Но если это не остров и не один из больших континентов, то что же это тогда такое?