Игорь Малышев - Подменыши

Сатир мог часами стоять посреди кухни, опустив руки и склонив голову набок, словно прислушивался к чему-то. Вся фигура его была в постоянном лёгком напряжении, как будто в любую секунду он мог прыгнуть или ударить. Пальцы шевелились, как щупальца кальмара или осьминога. Крылья носа подрагивали, делая Сатира похожим на настороженного коня, привязанного к дереву посреди глухого ночного леса, когда со всех сторон слышатся шорохи и потрескивания и кажется, что где-то среди черных кустов мерцают желтые волчьи глаза, а убитый хозяин лежит рядом со стрелой в спине и кровь пропитала его одежду, распространяя сырой тревожащий запах.

Иногда Сатир начинал медленно кружиться, издавая тихий низкий гул, словно летящий пчелиный рой. Он поднимал вверх руки, раскачивался, непонятный и страшный, словно уже и вовсе переставший быть человеком.

Эльф и Белка часто приходили к затворнику и подолгу просиживали рядом с ним, думая о том, что происходит с Сатиром сейчас, по каким дорогам идут его мысли, в какие запертые двери он сейчас стучится и что за ними увидит. Странно было смотреть на него. Он отличался от них самих, как отличается метеорит от обычного придорожного булыжника. Было в нём что-то такое запредельное и нездешнее, что им становилось страшно за него и себя.

Они оставляли ему на столе хлеб и воду, чтобы не искал их по всей кухне. Сатир ел мало, не чаще одного раза в сутки и неизменно оставлял после себя множество крошек и капель, которые Белка аккуратно убирала, стараясь остаться незамеченной для затворника.

Пока Сатир блуждал по неведомым тропам внутри себя, в квартире шла тихая размеренная жизнь. Белка учила Тимофея читать, писать, считать и драться. Эльф рассказывал мальчишке всё, что знал из истории древнего мира, которая того до чрезвычайности заинтересовала. Ребёнок, открыв рот, слушал о построении пирамид, завоеваниях Александра Македонского, плавании аргонавтов, восстании Спартака, возникновении и гибели Римской империи. Вскоре Тимофей уже сам мог кому угодно рассказать о древней Спарте, первых олимпийских играх, подвигах Геракла, Пунических войнах и убийстве Юлия Цезаря. Кроме того, Эльф научил Тимофея ходить на руках, садиться в позу «лотоса» и закидывать ногу за голову. Поскольку больше делать было нечего, мальчик учился охотно. И ещё, ему, похоже, очень нравилось, что с ним просто кто-то возится, кто-то уделяет ему внимание. Он уже отвык от этого.

У этой «школы» была одна интересная особенность. Занятия в ней проводились только в пасмурную погоду. В солнечные дни Белка, Эльф, Тимофей и Ленка одевали всё самое тёплое, что у них было, и шли гулять. Карантин в три месяца, который они установили сами себе, рассчитывая, что милиция за это время о них забудет, прошёл и у «пленников» появилась долгожданная свобода в перемещениях.

Проснувшись утром, они первым делом смотрели в окно и если видели клочок чистого неба и стену дома напротив, освещённую ярким зимним солнцем, то наскоро завтракали и гурьбой, толкаясь и смеясь, вываливали за дверь. Потом доезжали да какой-нибудь северной станции метро и отправлялись на юг, стараясь всё время идти в сторону солнца. Улицы, на которых можно было бы постоянно держать перед глазами светило, попадались нечасто и друзьям приходилось всё время лавировать в поисках подходящей. Иногда огненный шар едва выступал над чернеющими кромками крыш и тогда Белка с Эльфом вставали на цыпочки, чтобы почувствовать на лице его слабый, и оттого такой ласковый свет. Тимофей, глядя на старших, смеясь подпрыгивал вверх, чтобы тоже ухватить немного скудного тепла. А когда он уставал, Белка и Эльф брали его за руки и поднимали вверх. Снег искрился мириадами огней, глаза друзей счастливо щурились, Белка толкалась и ставила подножки, мороз грубыми вязаными рукавицами докрасна натирал щёки и носы. Шли не очень быстро, так чтобы не отставала хромающая Ленка, которую на верёвочном поводке вёл Тимофей.

Как-то, следуя за солнцем, они зашли в небольшой проходной дворик, каких много в Москве. Посреди него стояли детские лестницы, турники, горка, деревянный домик. Рядом едва виднелись верхушки вкопанных в землю лысых автомобильных покрышек. Белка остановилась, внимательно посмотрела вокруг. Дворик очень напоминал тот, из которого её когда-то забрал Сатир верхом на Кристалле.

— Знаете, — задумчиво сказала она, — нам кажется, что мы ходим по земле, а ведь под нами полметра снега. Который состоит из снежинок. Представляете под нами полметра снежинок! Сколько их? Сколько их хотя бы в этом дворе? Такие числа в мозгу не помещаются. А сколько снежинок сейчас в России?