Игорь Малышев - Рассказы

— Что за глупое животное, зачем залезать туда, откуда не сможешь слезть? — воскликнул я.

— Она разобьется, разобьется, — повторял Иранио. Он совсем охрип призывая ее.

— Языческие боги требуют твою Томазину в жертву. Они жаждут крови, — прошипел я страшным шепотом.

Он посмотрел на меня как на прокаженного, но поглощенный своим горем ничего не сказал.

Когда стало ясно, что слезать виновница переполоха не собирается, принесли лестницу. При виде ее кошка перелезла на такую тонкую ветку, что уже все мы не на шутку перепугались за нее. Ветер печально раскачивал ее над нашими головами. Мы поняли, что теперь нам ее точно не снять.

— Томазина, несчастная Томазина! Вероятно она сошла с ума, — восклицал брат Иранио. — Безусловно она сошла с ума!

Его нелепая тощая фигура металась под вязом, словно объятая демонами.

Вот тогда-то в сад и пришел Мика. Он неожиданно серьезным голосом загнал нас в конюшню.

— Если кто будет подсматривать, она упадет и тогда нам всем достанется.

— Никто, никто не будет подсматривать, — кинулся уверять его несчастный хозяин кошки.

Мика закрыл ворота конюшни. Прошло несколько минут, мои нервы не выдержали, и я рванулся к щели в воротах, чтобы посмотреть, что происходит во дворе. Иранио с неожиданным проворством кинулся ко мне и вцепился в левый рукав.

— Стой, негодник, погубить меня вздумал? — сдавленно прошептал он.

Я поглядел на него и мне показалось, что это не Томазина, а он сошел с ума. Я не успел ничего ответить, как ворота открылись и вошел улыбающийся Мика с дрожащей кошкой в руках.

— Бери, — отдал ее.

— Слава Богу, она цела! Как ты снял ее?

— М-м-м, Мика… — только и услышали мы в ответ.

С тем он и ушел, а осчастливленный хозяин обнял свою полосатую любимицу и что-то зашептал ей на ухо. После этого случая Иранио целый год глядел на блаженного с благоговением и не уставал благодарить, раз за разом вгоняя его в краску.

Летом меня и брата Луиджи послали странствовать. Луиджи отправили для того, чтобы он проветрил свою неряшливую голову от неумеренных занятий наукой, а заодно и несколько поумерил свою тягу к брюзжанию. Меня же выслали просто так, чтобы под ногами не путался. Я согласился с радостью, потому что путешествия — лучший способ совмещать работу и безделье. Особенно когда путешествуешь на осле или в повозке. К сожалению ослов нам не дали, а миряне подвозят монахов неохотно, так как мы им ничего за это не платим, считая, что наше благословение является лучшей платой. Они с этим не согласны и предпочитают деньги.

Летом в Италии очень пыльные дороги. Брат Луиджи не переносил пыли и чихал, словно это табак. Ворчал он при этом так, что я думал, что у меня голова треснет. Когда мне все это надоедало, я прятался в придорожных кустах, и слушал, как бранится мой спутник, называя меня исчадием ада, ребенком Вельзевула, надеждой Асмодея и знаменосцем армии тьмы. Исчадие пряталось в пыльной выгоревшей траве и хохотало до слез. Однажды Луиджи, доведенный жарой и моими проделками до исступления, сел посреди дороги и стал посыпать голову прахом, повторяя, что Господь вероятно уже убил его, и он на самом деле уже в аду, хоть до сих пор и не заметил этого. Серая пушистая пыль охотно липла к его потной лысине, спине и плечам. Скоро он сам стал до того похож на демона, что от его вида и горестных воплей какая-то костлявая лошаденка с нелепым седоком, облаченным в латы и с длинным копьем в руке, насмерть перепугалась и понеслась каким-то невероятно тряским галопом в поля. Следом за ними поспешил маленький мужичок верхом на осле.

— Синьор, синьор, подождите! — в отчаянии кричал он, видимо это был оруженосец нелепого рыцаря. Вскоре все они пропали за холмом.

Вид этой троицы, не считая животных, поверг меня в самое отчаянное веселье в моей жизни. Я хохотал так громко, что Луиджи прибежал, чтобы отлупить меня за все мои прошлые и будущие грехи. Вид у него был до того смешной и свирепый, что я даже не смог подняться из травы и спастись бегством. Брат мой во Христе стал колотить меня по спине и заду, а я все не мог остановиться и думал только о том, какое это счастье, что Луиджи очень слабый, иначе он давно бы уже сломал мне пару каких-нибудь костей. Проходящие мимо крестьяне приняли нас за разбойника и жертву, слезно взывающую о помощи. Они бросились на моего спутника и чуть было не отдубасили его своими огромными кулаками. Хорошо, что они вовремя разглядели под покровом пыли рясу монаха, а то не сносить моему брату головы.