Габриэль Маркес - Невероятная и печальная история о простодушной Эрендире и ее бессердечной бабушке

Не было средства, к которому не прибегала бы бабушка, чтобы вырвать внучку из-под опеки миссионеров. Испробовав все способы от самых прямолинейных до самых затейливых, бабушка обратилась за помощью к гражданским властям, представленным офицером, которого она застала дома полураздетым в тот момент, когда он стрелял из винтовки в темную, одиноко висящую посреди раскаленного неба тучу. Он старался продырявить тучу, чтобы пошел дождь, и, время от времени прекращая ожесточенную и бесплодную пальбу, слушал бабушку.

— Я ничего не могу сделать, — сказал он в конце концов. — По конкордату, монахи могут держать девочку, пока она не станет совершеннолетней. Или пока не выйдет замуж.

— Зачем же вас тогда здесь держат? — спросила бабушка.

— Чтобы я устраивал дождь, — ответил алькальд. Тут, видя, что туча вне его досягаемости, он отвлекся от своих общественных обязанностей и полностью занялся бабушкой.

— Вам нужен солидный человек, который мог бы за вас поручиться, — сказал он. — Кто-нибудь, кто подтвердил бы вашу нравственность и добропорядочность в письменном виде. Вы случайно не слышали о сенаторе Онесимо Санчесе?

В голосе бабушки, сидевшей на самом припеке, на скамеечке, чересчур узкой для галактических размеров ее зада, прозвучала величественная ярость:

— Я — бедная одинокая женщина, покинутая в бескрайней пустыне.

Алькальд, правый глаз которого косил из-за жары, взглянул на нее с жалостью.

— Тогда, сеньора, не тратьте времени попусту, — сказал он. — Что с возу упало…

Бабушка, однако, этого так не оставила. Она разбила палатку напротив монастыря и впала в задумчивость одинокого воина, осадившего укрепленный город. Бродяга-фотограф, хорошо знавший бабушку, увидев, как пристально глядит она на монастырь, сидя на солнцепеке, сложил свои пожитки на багажник велосипеда и приготовился ехать.

— Посмотрим, кому первому надоест, — сказала бабушка. — Им или мне.

— Они здесь уже триста лет, и пока не надоело, — ответил фотограф. — Я поехал.

Бабушка заметила наконец нагруженный велосипед:

— Ты куда едешь?

— Куда глаза глядят. Мир велик, — сказал фотограф. И уехал.

Бабушка вздохнула:

— Не так велик, как тебе кажется, подонок.

Но, несмотря на гнев, она даже не повернула головы ему вслед, чтобы ни на минуту не упускать из виду монастырь. И она не упускала его из виду все долгие дни испепеляющей жары, все долгие ночи беспутных ветров; но за все время напряженных раздумий из монастыря никто не выходил. Индейцы соорудили рядом с палаткой пальмовый навес и устроились под ним со своими гамаками, а бабушка, сидя на троне, клевала носом, но не смыкала глаз до поздней ночи, пережевывая неочищенные зерна маиса, которыми был набит ее пояс, с невозмутимой медлительностью дремлющего вола.

Однажды ночью мимо нее медленно проехала колонна крытых грузовиков, освещенная только гирляндой разноцветных прожекторов, придававшей машинам фантастический вид призрачных алтарей. Бабушка мгновенно узнала их, ведь они были как две капли воды похожи на грузовики Амадисов. Последний грузовик притормозил, остановился — из него вышел мужчина и начал копаться в моторе. Он был точной копией Амадисов — в шляпе с загнутыми полями, в высоких ботинках, с двумя патронташами крест-накрест, карабином и двумя револьверами. Не устояв перед непреодолимым соблазном, бабушка окликнула мужчину.

— Ты знаешь, кто я? — спросила она.

Незнакомец безжалостно направил на нее свет карманного фонаря и на мгновение различил изможденное бессонницей лицо, потухшие, усталые глаза и тусклые волосы женщины, которая, несмотря на свой возраст, невзгоды и жестокий, бьющий в лицо свет, могла бы вызвать предположение, что когда-то она была первой красавицей на земле. Убедившись наверняка, что никогда не видел ее раньше, мужчина погасил фонарь.

— Что вы не Богоматерь — это точно, — сказал он.

— Напротив, — ответила бабушка с нежностью в голосе. — Я — дама.

Мужчина инстинктивно схватился за пистолет:

— Какая дама?!!

— Амадиса-старшего.

— Значит, вы с того света, — нервно ответил мужчина. — Что нам угодно?

— Чтобы вы помогли мне вызволить мою внучку, внучку Амадиса-старшего, дочь нашего сына Амадиса, запертую в этом монастыре.

Мужчина переборол страх.

— Не туда попали, — сказал он. — Если вы считаете, что мы собираемся вмешиваться в дела Божии, значит, вы не та, за кого себя выдаете: и Амадисов-то никогда не знали, и что такое контрабанда — самого завалящего понятия не имеете.