Рязанов Михайлович - Наказание свободой

Кличку Гиммлер, стандартную для вертухаев почти любого советского концлагеря, зеки пришпандорили капитану Тишанову — не оторвёшь. Хотя никакого внешнего сходства лагерного кума с рейхминистром, как ни приглядывался, не обнаружил. Плюгавенький недоросток эсэсовец и длинный сутулый оперуполномоченный внешне более чем не походили один на другого. Вероятно, опера прозвали Гиммлером потому, что в лагере уже был начреж Гитлер и начальник хозяйственной части Геринг. Для компании им не хватало Гиммлера, и его придумали.

В любую погоду он угрюмо и неподвижно стоял возле нарядчика, отсчитывавшего пятёрки выпроваживаемых за зону строителей коммунизма.

Мне хорошо запомнилось удлинённое лицо опера с вертикальными резкими складками на щеках, но я никогда не видел его глаз, поэтому не знаю ни их цвета, ни выражения — в тёплое время года их затенял козырёк низко надвинутой фуражки, в холодное — шапки, тоже нахлобученной до переносицы. Отличительной чертой его можно назвать постоянное курение — дымящейся папиросы он не выпускал изо рта. Говорили, что курит он только «Беломорканал».

Любые шутки или замечания в свой адрес он пресекал решительно, отправляя безмозглого шутника или дерзкого выскочку в трюм. От трёх до пяти суток.

Среди зеков кум слыл злыднем, и его все дружно ненавидели — и за должность, и за характер. Для меня это была загадочная личность. Он, оставаясь непроницаемым, знал всех до единого своих подопечных и всё о каждом. Полагаю, положено по должности. По крайней мере, такие слухи о нём волнами прокатывались в замороченных головах зеков.

Рассказывали о таком случае, который, верю, мог произойти в действительности. По строго секретным каналам, о которых знали и которыми пользовались всего несколько авторитетных воров в «законе», на «Камушек» был доставлен «подогрев» — очень большая (по лагерным меркам) сумма денег и пакет с сухим опием. В заначке, в одном из забоев, о которой оповестили лишь одиного зека — пахана Адика Чёрного, был притырен конь. [206] Конь — письмо, посылка (нелегальные) (лагерно-тюремная феня). А наутро, когда зеков пустили в рабочую зону и Чёрный первым шагнул в тот самый забой, то остолбенел: на перевёрнутой тачке сидел с неизменной беломориной в зубах Гиммлер, в компании двух надзирателей. Заначка, конечно же, была уже опустошена.

Блатные люто ненавидели опера за то, что он, как и начреж, не брал на лапу. В отличие от некоторых других начальников. Меня поражала осведомлённость опера. Она мне казалась сверхъестественной. Он предотвратил два побега, несколько раз изымал изготовленные в карьерной кузне пики — остро оттянутые металлические штыри величиной с локоть и с рукоятками. Пики предназначались для «шумка». Признаюсь, что поступки загадочного опера вызывали у меня удивление и даже — восхищение. Мне, наивному фраеру, казалась невероятной способность капитана Тишанова расшифровывать настолько скрытое, что и сам Шерлок Холмс, пожалуй, спасовал бы. А он — расщёлкивал, как белка орехи. Тогда я ещё не представлял, насколько это просто.

…Соседнее с моим место долго пустовало. Суеверные зеки не хотели его занимать — боялись, что оно ввергнет их в беду — непременно. Голый щит по вечерам, перед сном, и на меня нагонял тоску.

Но вот, возвратившись с «Камушка», я заметил, что кто-то поселился на несчастливом месте. Вскоре появился и новый мой сосед — среднего роста, худощавый, ничем не примечательный зек лет тридцати. А может, и старше. Он быстро глянул на меня, словно полоснул взглядом светлых глаз в чёрных ресницах. Брови у него тоже были чёрные, а волосы — светлые. Он приблизился почти вплотную и негромко произнёс:

— Лёня.

Я назвал себя.

Всё. Больше за весь вечер он не вымолвил ни слова. Но о чём-то размышлял про себя. Странный мужик. Впрочем, что странного — просто в себе сосредоточенный.

Утром соседа моего бугор назвал капитаном.

— Неужели — моряк? — подумал я.

Держался Лёня среди зеков уверенно, с достоинством, но не вызывающе. По-свойски. Сразу видно было — не слабак. И цену себе знает.

Я работал в одиночном забое и не видел капитана весь день. А вечером, на вахте, на него кивнул Гиммлер. Повернулся и пошагал к себе, в штабной барак. Рядом с Лёней пристроился надзиратель. Провожал, чтобы тот не заблудился. До самой двери оперова кабинета.

В бараке сразу начались пересуды: уж не кумов ли «племянничек»? Глупости, конечно. Мало ли вокруг вздорных и бестолковых. Да и пуганые вороны все.