Александр Терехов - Немцы

— Эрна, — оказался рядом, вспомнилось, не удержался, — я в церкви, у рынка. Куда мы ходили с тобой на крестный ход. Думал, вдруг встречу тебя.

— Я в гостях, — поторопилась она и добавила для верности: — На даче.

— Подаю записки за всех наших. Твои прадедушки, прабабушки, мамины папа и мама. Никого не забыл?

— Напиши Машу.

Вспомнила давнюю кошку, и не откажешь; Эбергард дописал «Мария» и только вздохнул, когда кассир уточнила:

— Все православные?

Свернув и просунув записки в щель ящика, поставленного под иконами, он вдруг понял: за день голосует второй раз.

В восемь избирательные участки закрывались; Эбергард подъехал к половине десятого в ДК «Высотник», где в избирательной комиссии председательствовала Виктория Васильевна Бородкина. Как и всякая служивая женщина, «выбиравшая» не первый раз, Виктория Васильевна в период от «начало подсчета» до «сдачи» не могла сидеть, не могла неподвижно стоять, не могла не кричать и казалась пьяной.

— О, Эбергард, — и обняла, хотя прежде не дружили. — Так хочется к кому-то прижаться.

— Пожалуйста. Но осторожней. А то получится надолго.

— А как бы хотелось надолго… — Виктория Васильевна сделала вид, что слабеет в его руках, они выбрались из фойе, где лысые и полуседые разнополые люди укладывали в мешок стопки подсчитанных бюллетеней, и свернули в комнату с табличкой «Детский фольклорный коллектив „Радуга счастья“» — там усатый управский системный администратор в углу, очищенном от нарядов красных девиц, молодцев и хлопцев, избавившись от пиджака, подолгу, боясь сморгнуть, смотрел в монитор, будто карауля проплывание чего-то малоизученного и подводного, а потом, не сразу решившись, всё-таки шлепал указательным по единственной клавише с такою мукой, словно она была раскалена, — в угол монитора была воткнута квадратная бумажка с красно-маркерными «68» и «89» — за «Единую Россию», за Медведева — меньше получиться не могло.

— Получается? — Бородкина махнула Эбергарду: да разгреби что-нибудь и садись!

— Сошлось, — не очень уверенно сказал системный администратор, — всё бьется. Вводить?

— Виктория Васильна…

— Да, дорогой Эбергард!

— Скоро суд. Нельзя как-то активизировать, что ли, позицию опеки?

— Опять! Да мы и так уже нагнули… Против всяких правил. Без обид, Эбергард!

— Виктория Васильевна, — постучался и всунул голову гуманитарный и тайно в чем-то ущемленный природой мужик из тех, что крутятся возле ветеранских организаций и носят на пиджаках не угадываемые никем награды, — «яблочница» протокол не подписывает.

— Приведи. Дорогой Эбергард, мы, муниципалитет, органы опеки, — должны быть на стороне ребенка! Не амбиции родителей, не… Пришла? — администратор подусох, и за монитором его не стало видно, Эбергард почему-то отодвинулся от стола; едва вступившую с уже начатым словом полуслепую (Эбергард увидел только огромные выпученные очки и защищающе взметнувшуюся руку в вязаном рукаве) женщину уборщицкого вида Бородкина пихнула за шкаф. — Ты че? — сквозь какие-то отбивающиеся мяукающие звуки, не складывавшиеся в человечьи слова: — Ты бюллетени считала? Ты видела? Ты здесь жрала? Ты здесь сколько сожрала? Ты сколько домой брала? Знаешь, что участковый видел тебя пьяной? Ты протокол видела? У тебя ребенка в сад взяли? По очереди — да? Рванина! Ты вообще почему живешь? Ты в округе живешь? Ты чего? Протокол видела? Иди — подписывай! — Выволокла, пихнула в коридор и заперлась на ключ.

— Виктория Васильевна, может, не стоило… прямо так, — тихо (переживаю за вас) спросил Эбергард.

— А что мне сделают? Все знают, я бывший завуч! Так… Во главу угла — интересы ребенка, девочки, а они требуют домашнего тепла…

В дверь по-милицейски постучали, властно и громко: откройте немедленно, мы знаем, что вы здесь!

Системный администратор почему-то по-быстрому влез в пиджак и застегнулся, шепотом спросил:

— Может, не вводить?

Бородкина поглядела на дверь, на Эбергарда, на него — системный администратор удивленно пощипывал усы: откуда у него на лице вот такое вот появилось?

— Это почему?

— А вдруг прокуратура?

— Какая прокуратура? — Бородкина от души рассмеялась: «кто тебе рассказывал?», «и ты веришь?», «такое бывает только в сказках!» и показала Эбергарду, на всякий случай — молча: нет, с опекой больше она не сможет, что могли — делали, оказывали уважение, но есть предел, закон превыше земных сил…

Страшно постучали опять — без оклика, от этого страшнее. Виктория Васильевна недоуменно взглянула на телефон: свои бы позвонили; встала, оправила нарядную блузку и отперла — ввалился глава управы «Смородино», сменивший Хассо Ваня Троицкий, племянник какого-то древнего монстрова друга, прозванный в районе Поляроид за привычку при объезде территории всех увольнять: «Снять с должности!», «Снять!», «Снять!»