Александр Терехов - Натренированный на победу боец

Разве бывают трусы такого размера? Нет-нет. Трусы бывают большие, но на слонов их не шьют. Сырой августовской полночью двадцать шестого числа девяносто второго года уже зрелый мужик хоронился на крыше электрической подстанции на Молодогвардейской улице и караулил толстущую бабу из первого подъезда – баба кружила у подъезда, как на привязи. Я – этот мужик.

Под смолистой крышей подстанции гудели агрегаты, и, спасая мужскую силу от возможного излучения, я подсунул под штаны папку с документами, а баба заносила зад на очередной поворот – трусы ей шить только из наволочки. Значит, под халатом их скорее всего не было. Что за радость гулять, когда дует в зад?

Ну, над башкой моей барахтались голуби в тополях. Судя по залежам помета, я занял их нужник. Кишки на запор! Я те хвост подыму! Для угрозы я хрипло подмяукнул:

– Мя-ав. Мя-а-у-ав!

Шлеп! По макушке чиркнула густая струя.

Сгорбился, чтоб не текло за ворот; так и так твой жирный зад!

Дверь подстанции отворилась, и замасленное дежурное существо, запечатав его замком, глядело вроде в сторону Рублевского шоссе, но двигалось в круглую, как адская пасть, грудастую тень у подъезда.

В тополях заскрипело окно.

И: «Гули-гули-гули, – заныли сверху, на мою спину посыпались вроде сухари. – Мам, там суп остался? Дай».

Тут голубь не сдержался и отчетливо сказал:

– Закрой, проститутка, окно!

У подъезда баба ухватила товарища за рукав и, как сына, повлекла за собой. Спустя минуту розовый ночник в известном окне задуло, и я на карачках подполз к лестнице: есть.

Вытирая кленовым листом, я размазюкал помет по всей голове и поднялся в подъезд. Женщина выкликала из окна: «Милиция!» – по мою душу. Со стороны метро «Кунцево» ей куковал дежурный старшина:

– Что такое? Что такое?

Мне показалось, что за десять минут можно углубиться и в такой зад, я застучал в дверь, услыхав в ответ пробежку босых ног, и колокольчиком звякнула пряжка ремня, так вот.

Отворившую бабищу я задвинул в комнату и уже вымывал в ванной волосы под ее жалобу: «Мы спим давно».

– Я те посплю… Ты у меня кровати бояться будешь! – цедил я сквозь полотенце и включил свет в следующем закоулке, где вскинулась в кровати седая мать.

– Серафима Петровна, здрасть. Мы работали в вашем доме с крысами. Все квартиры подписали, что чисто. Ваша квартира не подписывает. А нам денег не платят.

– У меня-то нет. У дочки в комнате, – шептала старуха. – Вот только что. Как она ложится – начинает скрести. Неделю скребется…

– А меня неделю трясет! – заорал я. – Подписывай, что крыс нету! Скребутся у ее дочери! Дочь пилят хрен знает кто…

– Это Вова, – вставила дочь.

– А нам жрать нечего. А ну – пиши!

Дочка отставила свой утес и накалякала роспись, вырывая космы из маминых рук. Я побежал в метро. В подстанции захлопнулась дверь и клацнули замочки. То-то, Вова.

– Пускаешь слюни в подушку? – разбудил я Старого телефоном. – Завтра получай деньги, плати за подвал.

– А те две квартиры?

– Один, вот тот, кому крысы половые органы грызли, на учете в психдиспансере. Я справку взял. А у второй дочь кроватью скрипела, а матери говорила – крысы. Если бы ты видел ее зад. Ты бы не уснул.

И я упал спать. Прямо в подвале. Под контору мы сняли подвал, мы бедовали на мелких заказах.

Миллионы лет серые и черные крысы, наименованные по родине – Китаю – синантропными, теснились в рисовых болотах, запертые Гималаями, пустыней, джунглями и льдом, в поганом месте, откуда к нам – орда за ордой.

Когда люди двинулись за золотом, тотчас стаяли ледники и освободили перевалы – хоп! Орда вырвалась. Огибая Гималаи, на север! – в Корею, Маньчжурию. В индийский соблазн – на юг! Восток сдох, не подняв головы. Будду с Новым годом первой пришла поздравить крыса, ей молились – знак радости и достатка!

Европа стонала с двенадцатого века, не мирясь – как же, ведь в золотой Элладе не жили крысы! Хотя черные крысы, корабельные и чердачные жильцы, еще Древний Египет зажали так, что убийство, даже невольное, кошки карала смерть! А уж заветная Эллада и Рим спасались одним: молчали. Всех называли «мыши», а мы гордились их чистотой, дурачье!

Но раскопки прояснили, какую именно тварь описывал Аристотель: зарождается из грязи на кораблях; зачинает, полизав соль. Кого укорял похотью Диоген. Кому пенял Цицерон за сгрызенные сандалии. Бог «мышей» – Аполлон. Боги крушили титанов так, что покачнулась и треснула земля. Тогда из черных трещин – цоп-цоп-цоп – хлынули.