Эльмира Нетесова - Тонкий лед

— А нельзя не дробить ее?

— Это от Вас зависит, как уживетесь.

— Хорошо, Егор, я во всем последую Вашим сове­там, пообещала тихо и продолжила,— почему в жизни нескладуха получается? В зоне всякую минуту мечта­ла о воле. А теперь каждую ночь во сне вижу про­шлое: решетки, нары, собак, баланду и переклички с их подъемами и отбоями.

— Такое проходит со временем, заметил в своих ладонях ее руку.

Человек удивился, когда это он успел? Зоя сидела, прижавшись к нему, Егор не отодвинулся. О чем гово­рили? В слова не вдумывался. Ему впервые за годы стало тепло рядом с такой же несчастной и одинокой женщиной. Она уже не жаловалась, что-то рассказы­вала. А Егор и не заметил, как они ушли из кафе. Вот и морской берег, под ногами бревно, выброшенное при­ливом. Они присели на него. Вокруг темно и тихо. Толь­ко шепот набегающих волн слышен внизу.

— Зоя, а ты любила кого-нибудь? — спросил Егор неожиданно для себя.

Человек подумал: «Ну, что теряю? Столько лет один мучился? Да и эта, сама позвала. Видно, тоже кисло коротать в сиротах? Кто нам запретит? Вон она какая! Руки сами к ней тянутся». Платонов обнял женщину, прижал к себе, удивляясь собственной решимости, которую, как недавно казалось, растерял бесследно. И вдруг почувствовал, как загудело тело, отозвалось на женское тепло.

«Что за наваждение? Не зная ее, как в омут лезу. Кто ее знает, с чем она прикипела ко мне? Недавняя зэчка! Что теперь сказал бы Касьянов? Да и Соко­лов?» — попытался оторваться от женщины, но не по­лучилось.

Егор отогнал от себя мнимые упреки, угрызения и до самого рассвета не ушел от Зои. Лишь когда солнечные лучи осветили море, Платонов встал с пес­ка, отряхнулся, смущенно оглядел женщину, с кото­рой провел всю ночь, но ничего не мог пообещать на будущее. Она ни на чем не настаивала. Сказала лишь робко:

— Егорушка, когда тебе станет одиноко, позвони мне, увидимся.

Человек, проводив женщину, заспешил домой, ду­мая, как встретит его теща. Пусть ничего не скажет вслух, но мысленно обязательно упрекнет.

«За что? Какое она имеет право? Ее дочь давно живет с другим, а я, как мумия, вконец атрофировался как мужик,— ругал себя.— Хотя нет, вовсе не так! Все в порядке! И Зоя довольна мною. Вон как глаза свети­лись у бабы. Не хотела отпускать меня, да и позвать друг друга некуда. Не приволоку ж ее домой, к теще! Мария Тарасовна враз хай поднимет, ничему не пора­дуюсь. Имею право привести бабу, но не могу. И она не хозяйка в своей квартире. Вот так и свела судьба двух дураков»,— усмехается невесело, звоня в свою квартиру.

Мария Тарасовна, окинув взглядом зятя, поняла все без слов. Заставила переодеться, повела на кухню мол­ча, без упреков, понимая, что прошло время и жизнь берет свое.

Мария Тарасовна, убрав за Егором со стола, по­хвалилась:

— А знаешь, я вязать учусь. Бабки соседские подсказали занятие, мол, нервы хорошо успокаивает. И для семьи полезно. Я и послушалась. Оно верно, не лезет в голову всякая дрянь, нету ей места. Ить каж­дую петельку считать приходится. Хочу носки тебе свя­зать, чтоб ноги не морозил в зиму.

— Хорошая ты у меня, мам. Побудь рядом. Так спокойно и легко с тобой, словно и есть родная мать моя.

— А где она, твоя? Сколько вместе живем, о ней ни словом ни разу не обмолвился,— оглядела Егора выжидательно.

Тот голову опустил.

...Когда-то его, совсем беспомощного мальчонку, оста­вила в роддоме мать. Отказалась взять его домой, сказав, что сама живет в общежитии на птичьих пра­вах, откуда могут выбросить в любую минуту. С ребен­ком, мол, туда не примут ни за что. Сказала, будто она студентка, а ребенок — результат неудачной любви, и она не хочет, чтобы этот пацан изувечил всю ее судьбу.

Нет, никто не уговаривал одуматься, забрать дитя из роддома. Эта отказница была далеко не первой. Она не дала грудь сыну. Не потому, что испугалась возмож­ности изменить решение, просто не захотела портить фигуру Ушла из роддома на третий день, так и не оглянулась на крик сына, который, почувствовав про­исходящее, заорал во весь голос, требуя, чтобы мать вернулась к нему. Но напрасно. Она ушла навсегда.

Врачи роддома совещались недолго. В соседской палате лежала женщина, жена подводника. Она очень ждала сына, но ребенок родился мертвым. Не по вине врачей случилось горе. Женщине сделали кесарево сечение, но мальчонка умер за неделю до операции: пуповина сдавила малышу горло. Врачи, ожидая, ког­да роженица придет в себя, не знали, как сказать ей о случившемся.