Эльмира Нетесова - Тонкий лед

— А Тамара такою же была? — спросил Егор.

— Нет! Ничего общего. Но у нас, я ж сказывала, дед был сурьезный. Тому не перечь. Коль сказал, так и сделай, иначе душу вытряхнет хоть из старого, хоть из малого. Неслухов и лодырей на дух не переносил. Тамарка в три года полы мела и мыла, в огороде при­учалась управляться. В десять готовить умела и сти­рала. В огороде и со скотиной умела справиться. Но дед никогда не хвалил. Глянет на работу из-под бро­вей. А они у него лохматые были. Вот если зашевелит ими, значит, недоволен. Убегай, покуда его рука не со­рвалась, потому что на задницу с неделю не сядешь. Ладони ровно каменные. Томке от деда тоже перепа­дало. Научилась поневоле убегать от него. Даже ког­да девушкой стала, школу закончила, бывало пойма­ет за косу, как сунет коленкой в зад и отпустит. Девка все углы дома носом проверяла. Конечно, обижалась на деда, но он не только с нею, со всеми такой был. Зато когда помер, стало его не хватать. Порядок из дома словно убежал. Вот тогда поняли и пожалели деда. Эх, если б теперь он жил! Не дал бы Тамарке семью испозорить. Оно и из Ольки путевую девку слепил бы...

— Кулаками доброе не вгонишь, только обо­злишь,— не согласился Егор.

— Неправда твоя. Дед верно сказывал, что умная жена — это хорошо, а умелая — лучше. С детства учил, что если девка не умеет готовить, не будет у нее се­мьи. А если еще грязнуля и лентяйка, такую только за цыгана отдавать. Но и они нынче с выбором. Им тоже никчемные не нужны.

— Случается, свекрови невесток учат...

— То в редкость, Егорушка! Все теперь берут гото­вых. Коли не повезло, выкидывают из семьи. Мамки не вечные. Какая своему сыну лиха пожелает? Вот и Ольга. Она все умеет, но ленивая, и характер гни­лой. Тяжко придется в замужестве, битой и руганной станет жить как барбоска постылая.

— По-моему, она с семьей не поспешит,— улыб­нулся Егор.

— Наоборот, она—лентяйка! Вскарабкается на чью-то шею, чтоб самой меньше вкалывать, и будет мужика погонять всю жизнь. Таким обычно везет.

— Я вот думаю, она сегодня придет домой ноче­вать или у подруг останется? — выдал свое беспокой­ство Егор.

— Хорошо, если у подружки! А вдруг у нее дружок имеется. Что тогда? Ведь и не сыщем! А воротится с пузом, вообще срамотища единая!

— Не накручивай, мам! Чуть девчонка за порог, уже и напридумали. Да и кому нужна такая, без образова­ния и приданого, без специальности и заработка? Ее друзья знают, где я работаю, не решатся на подлость, а с незнакомыми Ольга не общается.

— Чудак ты! Да разве долго нынче подружиться? Это не то, что в мое время. Выйди ночью в подъезд. Там, не знавши имени, враз роднятся, а расставшись, утром друг друга узнать не могут. Время такое пошло, беспутное и бесстыдное.

— Может, позвонить Ольгиным подружкам? Хоть бу­дем знать, где она,— оглянулся Егор на часы.

— Нет, есть еще запас! Давай дождемся! Нельзя сдаваться раньше времени. Много чести соплячке. Пусть ломает себя, покуда не поздно. Иначе потом не плакать, а выть станем! — глянула в окно Мария Тара­совна. Она увидела, как темную улицу перебежала Ольга и вошла в темный подъезд.— Идет! Открывай двери, а то внизу лампочка перегорела. Темно, хоть глаз коли,— предупредила теща зятя.

Егор, едва приоткрыв двери, услышал снизу хрипы и надрывный голос дочери:

— Помогите!

Платонов, скатываясь вниз, услышал звук хлесткой пощечины и голос:

— Не дергайся, сука!

Егор и сам не заметил, как очутился внизу, как вце­пился в горло мужику, придавившему дочь в угол. Он головой ударил ему в лицо изо всей силы, едва тот повернулся. Потом, не дав опомниться, врезал по гор­лу ребром ладони. Человек упал на пол мешком. Оль­га бросилась наверх без оглядки, на ходу одергивая юбку. Какая благодарность? Забыла свое имя! И, толь­ко забежав в квартиру, поняла, кто ее выручил.

Пока Егор сдал нападавшего в милицию, Ольга не­много успокоилась. Правда, слезы еще лились из глаз, но стон и крики уже не рвались изнутри.

Мария Тарасовна решила не ругать, не добавлять горечи, но и успокаивать не стала. Возилась на кухне, не замечая внучку. Та сидела в уголке тихо, испуган­ным воробышком.

Когда вошел Егор, плотно закрыв двери кварти­ры, Ольга подошла к нему, обняла за шею, прижалась к щеке.

— Папка, спасибо тебе! Прости меня, пожалуй­ста! — разревелась снова.

— Он тебе ничего не сделал? — спросила теща.

— Нет! Папка успел его вырубить. Как врезал, он и покатился с катушек. Меня выпустил мигом,— рассказы­вала девчонка, пытаясь улыбнуться, но не получалось. Лицо искривлял страх, пережитый совсем недавно.