Майкл Ондатже - Кошкин стол

Примерно без четверти два я оказался в гавани Хорсшу-Бэй на борту «Королевы Капилано»; когда паром отошел от ванкуверского берега, я поднялся на прогулочную палубу. На мне была теплая куртка, и плевать мне было на ярившийся ветер — мы погружались в голубоватый ландшафт гористой дельты. Паром был небольшой, тут и там были развешаны всяческие предупреждения, что на борту можно, а что нельзя. Было даже специальное объявление, гласившее, что клоуны на борт не допускаются, — очевидно, несколько месяцев назад с ними приключилось какое-то недоразумение. Паром вышел на фарватер, а я все стоял на палубе во власти ветров, глядя на приближавшийся остров Боуэн. Путешествие оказалось недолгим. Через двадцать минут мы причалили, пассажирам без машин подали трап. Интересно, как Эмили выглядит нынче. Время от времени до меня доходили слухи о ее эскападах — в последние два школьных года она завела в Лондоне каких-то непутевых друзей. Так и оказалось, что мы живем в двух разных мирах, очень далеких. Последний раз мы виделись, когда она выходила замуж за некоего Десмонда, — я тогда напился на свадебном приеме и быстро ушел.

Спускаясь по выдвижному металлическому трапу, я не видел ни одного знакомого лица. Она не пришла. Я стал ждать — машины одна за другой отъезжали от борта. Прошло пять минут, я зашагал по дороге.

В небольшом парке на другой стороне стояла женщина, она отделилась от ствола дерева, к которому льнула. Я узнал походку, жесты — она оглядчиво подходила ко мне. Эмили улыбнулась:

— Пошли. Машина вон там. Добро пожаловать в наши края. Мне очень нравится это выражение — у нас тут и вправду самый край, дальше некуда.

Она пыталась скрыть смущение. Но разумеется, оба мы очень смущались и не произнесли ни слова, пока шли к ее маленькой машине. Я сообразил, что она, видимо, наблюдала, как я стою на причале, высматриваю ее, — видимо, хотела убедиться, что я именно тот, кого она ждала.

Мы быстро отъехали, пересекли городок; потом она свернула на обочину и выключила зажигание. Наклонилась, поцеловала меня:

— Спасибо, что приехал.

— В час ночи! Ты всегда звонишь в такое время?

— Всегда. Нет. Я весь день пыталась тебя поймать. Обзвонила десяток гостиниц. Очень боялась, что ты сегодня утром уедешь. Ты как, ничего?

— Нормально. Проголодался. Очень удивлен.

— Дома перекусим. Я кое-что приготовила.

Мы проехали по шоссе, потом свернули на узкий проселок, который вел к воде. Спустились с холма, Эмили свернула на дорожку еще уже, именовавшуюся Уонлесс-роуд. По-хорошему, та вообще не заслуживала никакого имени. Стояли там четыре — пять домиков с видом на море — Эмили пристроила машинку рядом с одним из них. Домик казался этаким местом уединения, полностью замкнутым на себя, хотя до ближайшего соседа было всего метров двадцать. Внутри домик показался еще меньше, однако с открытой террасы открывался вид на воду и в бесконечность.

Эмили соорудила бутербродов, откупорила две бутылки с пивом и указала мне на кресло. Сама бухнулась на диван. И мы тут же принялись болтать — про наше раздельное прошлое, про ее жизнь с мужем в Центральной Америке, потом в Южной Америке. Его работа — инженер-электронщик — не позволяла сидеть на месте, и друзья у них менялись каждые несколько лет. Потом она его бросила. Сказала, что брак их всегда был с долей настороженности и она вышла за дверь, когда поняла: в этом здании слишком холодно, чтобы провести в нем остаток жизни. С их разрыва прошло несколько лет, теперь она могла рассуждать о случившемся спокойно и свысока, набрасывая руками в воздухе очерки их житейских коллизий и мест их жительства. Похоже, моя давняя привязанность к Эмили позволила ей раскрыться. Она очертила передо мной всю свою жизнь. Потом она смолкла, и мы просто смотрели друг на дружку.

Я вспомнил одну подробность из времен свадьбы Эмили. Бракосочетание, как и все бракосочетания тех времен, казалось кульминацией, очевидным шагом к общей цели. Десмонд был хорош собой, Эмили неотразима. В те времена вряд ли нужно было что — то еще для счастливого брака. И все же вот — незадолго до того, как покинуть торжество, я посмотрел на нее. Она стояла, прислонившись к стене, и смотрела на Десмонда. Во взгляде ее была отрешенность, будто бы в тот момент она делала лишь то, чего не делать нельзя. А потом, быстро встряхнувшись, вновь обрела праздничное настроение. У кого в памяти отложились те несколько секунд во время торжества? Но я, вспоминая ту свадьбу, каждый раз думал именно про них — что тем самым она спасалась от хаоса, так же как несколько раньше спаслась от бурной непредсказуемости отца, уехав учиться в другую страну. И все же это выражение мелькнуло на ее лице. Как будто она прикидывала, а так ли уж хорош некий предмет, который она только что купила или получила в подарок.