Майкл Ондатже - Кошкин стол

Судно все шло на северо-запад, в высокие широты, пассажиры ощущали, что ночи становятся прохладнее. Однажды нам сообщили через громкоговорители, что после ужина на палубе перед Кельтской гостиной будет демонстрироваться фильм. К сумеркам стюарды установили на корме экран из жесткой ткани и вынесли проектор, который был загадочно накрыт. За полчаса до начала просмотра на палубе уже собралось человек сто гомонящих зрителей — взрослые сидели на стульях, а дети прямо на палубе. Мы с Кассием и Рамадином устроились как можно ближе к экрану. Кино мы смотрели впервые. В динамиках раздался громкий хруст, и на экране, который и сам был окружен уходящим к горизонту пурпурным небом, вдруг замелькали картинки. На наших глазах творилось волшебство.

До захода в Аден оставалось всего четыре дня, так что задним числом выбор «Четырех перьев» представляется мне несколько бестактным — там ведь проводится сравнение между жестокими арабами и цивилизованными, хотя и глуповатыми англичанами. Мы смотрели, как англичанину ставят клеймо на лоб (слышно было шипение горящей плоти), чтобы он мог сойти за араба, представителя вымышленного пустынного племени. Один из героев фильма, полковник, называл их «газарами — злобными, безответственными и агрессивными». Потом один англичанин ослеп, так как слишком долго таращился на пустынное солнце, и медленно бродил по экрану до самого конца фильма. Что до более тонких материй — джингоизм, отвага на поле боя, — их унесло крепким ветром в пролетающий мимо океан. Динамики были так себе, кроме того, мы не привыкли к монотонному британскому произношению. Мы просто следили за действием. А параллельно основному развивался побочный сюжет: судно входило в штормовую зону и, оторвавшись от драмы на экране, мы видели вдалеке двузубые вспышки молний.

Судно покачивалось под постепенно угасающими звездами, фильм же показывали одновременно в двух местах. На полчаса раньше его запустили в баре «Труба и барабаны» на палубе первого класса — там его демонстрировали куда менее шумливой компании из примерно сорока хорошо одетых пассажиров, а когда они просмотрели первую бобину, эту часть сюжета перемотали и отнесли в металлической коробке к нашему проектору на палубе, чтобы прокрутить снова. В результате время от времени звуковое сопровождение одного показа долетало до зрителей другого и сбивало их с толку. Звук во всех колонках был выставлен на максимум, чтобы перекрыть гул морского ветра, и к нам то и дело приносило чужие контрапункты: разудалые песни из офицерской столовой — во время романтической сцены. Несмотря на это, на нашем показе царила атмосфера ночного пикника. Всем нам выдали по стаканчику мороженого, а пока мы дожидались, когда на первой палубе досмотрят очередную бобину и заправят ее в наш проектор, труппа «Джанкла» развлекала нас, жонглируя огромными мясницкими ножами, — и вдруг до нас долетели кровожадные вопли бросившихся в атаку арабов: звучали они из динамиков в первом классе. Труппа «Джанкла» быстро приладилась сопровождать эти вопли комичными движениями, а потом «Хайдерабадский мудрец» внезапно вышел вперед и сообщил, что брошь, утерянная неким лицом накануне, висит на объективе проектора. После этого из наших рядов понеслись восторженные вопли — а на первой палубе как раз наблюдали за жестокой расправой над английскими солдатами.

Смотрели мы фильм на будто бы живом полотне — полощущемся на ветру экране. Сюжет был патетический, запутанный, уснащенный жестокостями, которые нам были понятны, и благородными поступками, которых мы не понимали. Кассий потом несколько дней твердил, что он из племени «оронсеев — злобных, коварных и агрессивных». Увы, вскоре над судном разразился давно ожидавшийся шторм, капли ударили в проектор, нагретый металл зашипел. Один из стюардов попытался раскрыть над проектором зонтик. Но тут порыв ветра сорвал экран, и он взмыл над волнами, будто призрак или спасшийся альбатрос, а образы все мелькали над океаном, теперь уже не имея никакой цели. Чем фильм закончился, мы так и не узнали. По крайней мере — до конца путешествия. Я выяснил это через несколько лет, взяв в библиотеке Далвичского колледжа роман А. Э. Мейсона, положенный в основу фильма. Оказалось, автор когда-то окончил этот самый колледж. Как бы там ни было, в тот вечер разразился первый из семи жестоких штормов, которые обрушивались на «Оронсей» в два последующих дня. Только когда они стихли, мы спаслись от океанского буйства и ступили на землю настоящей Аравии.