Василий Гавриленко - Должность

Ада Серапионовна выглядывала из окна и кричала:

-Что ты спрятался, гусак?

Денг уже не один раз думал, как когда-то несчастный Сергей Леопольдович – не убить ли эту вздорную бабу? Но на такой исключительный поступок, что у того, что у другого духу не хватало.

Море к вечеру из темно-синего медленно перекрашивается в оранжевый цвет. Солнечный луч, словно игла швейной машинки, медленно, но верно прошивает горизонт крупными стежками. С криками носятся чайки – приближается шторм. Золотистые волны с пенными гребнями становятся все крупней, и все яростней набрасываются на притихший берег. Мечется в волнах забытая кем-то шляпа…

На балконе хлопает постиранное белье, и хозяйка нервно отворяет гремящую дверь. Куда там! Простыня, словно гигантский альбатрос, срывается с прищепок и медленно фланирует в сторону моря. Женщина с тоской смотрит ей вслед.

На пирсе обыкновенно много рыбаков с длинными кривыми удочками, но сейчас здесь лишь один – самый смелый. Уж не Сантьяго ли его имя? Волны бьют по бетону – ввысь взметаются пенные ошметки, но рыбак смеется – лицо у него состоит из миллиона морщинок – и дышит влажным воздухом.

Где-то там, за сизым маревом, Турция, – продает пестрые ковры, сладкий шербет, встречает русских туристов, провожает, считает прибыль. За Турцией, наверно, есть и другие страны – Иран, Саудовская Аравия, Египет... Но сейчас с трудом верится, что существует на свете и сам небольшой курортный городок, в котором так счастливо сошлись зима и лето.

Ветер клонит к земле пальмы, срывает листья. Натужно гудят электрические провода, стучат дорожные указатели.

Темнеет быстро, на пирсе уже никого нет, но волны все еще продолжают биться об него, словно желая стереть и самый след человека.

Аде Серапионовне очень быстро наскучило в олимпийском городке. Здесь, конечно, было тепло и чисто, кормили вкусно, но перед ней никто не дрожал и не заискивал, а чиновничьи жены, как правило, гораздо более честолюбивы, чем их мужья. С какой помпой она входила в театр или в единственный в Ж… бутик – королева бы позавидовала.

Глядя в окно на бушующую в море грозу, Ада Серапионовна отчетливо поняла, что хочет в родные пенаты.

-Собирайся, Мойка, едем домой…

-То есть как это? – изумился Денг.- Мы же только приехали.

Его-то как раз в Ж… совсем не тянуло – там он чувствовал себя словно комар на лягушачьей свадьбе: удушающие сплетни, вздорные слухи, никчемное чванство «отцов города». Он-то думал, что вырвался оттуда навсегда, и вот на тебе!

-Как хочешь, а я не поеду.

-Что?!

Крик Ады Серапионовны перекрыл шум моря за окном. Денг скукожился, представляя сотни банок, приставленных к стенам любопытными соседями.

-Да как ты смеешь, жалкий евреишка!

Вот это был страшный удар. Глаза Моисея Ашотовича загорелись, подогреваемые горячей южной кровью. Один мудрец (запамятовал его имя), сказал: «Самые противные из людей – это похотливые старикашки и евреи, стесняющиеся своего еврейства». Денг относился ко второй категории.

Он подскочил к Аде Серапионовне и с наслаждением вцепился в жирное горло.

«Хорошо, что телевизор на всю громкость» - холодно, как какой-нибудь маньяк, подумал Моисей Ашотович, душа любовницу, но тут же вспомнил о милиции, тюрьме, проблемах, сплетнях, в общем, о своей тонкой кишке, и отпустил жертву.

Ада Серапионовна тяжело села в кресло, хрипло дыша.

-Адочка, что с тобой? – испугался Денг, заглядывая любовнице в глаза, и тут же получил такой удар по уху, что отлетел к дивану.

-Вот тебе, негодяй!

Ада Серапионовна нащупала рукой что-то тяжелое – то был утюг, но тут из телевизора объявили:

-Здравствуйте, уважаемые телезрители, вашему вниманию предлагаются политические дебаты Андрея Данииловича Алильханова и Сергея Леопольдовича Антушкина.

-Сирёжик,- ахнула Ада Серапионовна, роняя утюг. Забыв по Денга, она кинулась к экрану, только что не впрыгнув в телевизор, как пловец прыгает в бассейн.

Утро было тяжелым. В зеркале отразилось лицо, совершенно не похожее на лицо – какой-то красный шар с синими обводами под глазами. В горле заправляла пустыня Сахара, в голове взрывались бомбы, а из желудка время от времени что-то такое поднималось, поднималось и никак не могло до конца подняться.

-Степа! – крикнул я.

-Да, Сергей Леопольдович?

-Ты не могла…, ты не мог бы принести пива?

-Вы же знаете, Сергей Леопольдович, пива здесь не держат.