Михаил Гиголашвили - Дезертиры

Я выглянул на звуки шагов: фрау Грюн идет впереди, за ней движется что-то большое и темное; в полутьме коридора плохо видно, но хорошо слышно сопение и скрежет подков. Он одет во все черное, на ногах кованые башмаки, руки в татуировках. Наголо брит, левая бровь свеже-искорежена, еще розового цвета. Один глаз сильно косит.

— Скажите ему, что вы переводчик, — сказала фрау Грюн, направляя фотоаппарат на экран.

— Доброе утро, я твой переводчик, — сказал я как можно дружелюбнее.

— А, переводчик, хорошо, а то ни хрена не понять, что им надо на х… (потом он почти каждую фразу снабжал этим энергичным и коротким выражением, звучащим, как долгое придыхательное «наххху…», похожее на шуршание змеи перед броском).

— Сядем. Надо кое-что уточнить, — предложил я.

— Уточняй.

— Тут записано: имя Жукаускас, а фамилия Витас. Разве не наоборот?

— Да ты чего, в натуре? Что я, Жучкой жил?.. Наоборот.

— Национальность?

— Русак.

— Фамилия не очень-то…

— Это папаша у меня был литовец, а матушка русская, наххху…

Говорил он медленно и твердо, закругляя слова и удваивая согласные, как это свойственно прибалтам (паппашша, мматтушшка). Один глаз смотрит в сторону, второй неподвижно уставлен в меня.

— Тут записано — родился в Чечне. Правильно?

— Точняк. В Грозной жил всегда.

— Вера?

— Вера? — усмехнулся он. — Нету веры.

— Что-то надо записать. Католик?

— Ну, пусть так…

— Теперь языки… Какой родной язык?

— Русский. И литовский.

— Его-то зачем вписывать? Начнут копаться, скажут, из Литвы, — сдуру вырвалось у меня.

— Правильно… Не пиши. Это я сболтнул. Совсем запарился тут, котелок не варит, крыша едет, наххху… — попытался улыбнуться он, вращая глазами в разные стороны.

«Пианино» было налажено, и фрау Грюн попросила его вымыть руки и насухо их вытереть.

— Знаю, не в первый раз, — как-то радостно ухмыльнулся он.

— Сидел?

— Три года. За дезертирство.

— Спортсмен? — приветливо спросила фрау Грюн, указывая на его разбитую бровь.

— Был. Теперь уже нет, — ответил он. — Отбегался.

Пока фрау Грюн поочередно прикладывала к бумаге его корявые пальцы в татуированных перстнях, он косился на нее, вздыхал, щурился и наконец сказал:

— Милая немочка…

Потом фрау Грюн вкладывает в сканер лист с отпечатками пальцев и набирает на компьютере короткую комбинацию:

— Все. Теперь они уже в Висбадене, в картотеке, — поясняет она.

Я перевожу. Витас кривится:

— Пусть себе. Я гастроль окончил…

Витас отправился в комнату ожидания, а мы пошли по коридору дальше. Какие-то люди чиновничьего вида сидели в комнатах, двери повсюду открыты, а некоторые проемы лестниц — за решетками. Сквозь бронированную дверь поднявшись на второй этаж, мы очутились возле кабинета; на двери — табличка: «Einzelentscheider». [2] 2 От Еinzel — единичный, одиночный, индивидуальный и entscheiden — решать (нем.).

«Что бы это значило? Сам все решающий?» — подумалось мне, а фрау Грюн уже знакомит с господином Шнайдером, улыбчивым, вежливым, приличным, седовласым и румяным. Он сидит у стола и перелистывает дела в оранжевых обложках. По стенам идут полки с толстыми папками, на видном месте, конечно, календарь. Шнайдер охотно поясняет суть предстоящего:

— Вначале надо отметить начало вашей работы. Ведь это деньги. Всякий труд должен быть оплачен. Давайте сюда ваш обходной лист. Так. Знаком вам этот аппарат? — Он указывает на диктофонное устройство с трубкой. — Хорошо. Значит, работаем так: я задаю беженцу вопросы, вы их переводите на русский язык, потом переводите на немецкий его ответы, я их окончательно формулирую и записываю на пленку. После этого секретарша перенесет запись с ленты на бумагу, а потом вы с листа переведете протокол беженцу на русский, чтобы он знал, что там написано. Если у него возникнут дополнения, возражения или замечания — надо внести. Все должно быть по закону. Тут список опорных вопросов. Прочтите.

Я читаю вопросы (анкетные данные, причины бегства), а Шнайдер, просматривая тонкую папку Витаса, бормочет:

— Ничего неизвестно. Сдался в Дюссельдорфе, переслали к нам… Почему сюда?.. А у нас специализация по русским. У каждого лагеря — свой профиль.

— Закавказье тоже к вам принадлежит?

— Нет, Закавказье в Трире. Так, просмотрели?.. Хорошо. Можем начинать?..

Он перегибается к микрофону, стоящему на подоконнике, и говорит негромко:

— Пожалуйста, приведите беженца! — а мне указывает на другой стул: Будьте добры, пересядьте туда, мне лучше ему прямо в глаза смотреть…