Димфна Кьюсак - Жаркое лето в Берлине

– Мы тоже с вами.

Джой, рассерженная тем, что ее впутывают в эту историю, дернула Стивена за руку. Но Стивен вел себя так, словно ее вовсе не существовало.

На сине-фиолетовом небе всходила золотая луна, когда их машина проносилась по Шарлоттенбургскому шоссе, между двумя парками Тиргартена.

При ярком лунном свете на фоне неба возникли очертания Бранденбургских ворот, на которых, впряженная в колесницу, четверка коней обречена была на веки вечные грызть удила над Унтер-ден-Линден.

Перед часовым на контрольном пункте Тео остановил машину. Карен показала паспорт. На прочие паспорта он едва взглянул.

– Danke! – И солдат дал знак ехать.

– Так-то они проверяют! – воскликнула Джой, недоверчиво, но с облегчением.

– И только из-за того, чтобы не пропустить контрабанды, – пояснила Карен, как бы в виде извинения. – Иди вы пешком, в ваш паспорт даже не потрудились бы заглянуть.

Джой с сомнением посмотрела на Луэллу, та кивнула головой в подтверждение.

– Тогда что же означают эти крики: «Открыть ворота на Восток»? – не унималась Джой.

– Да это именно то, – бросил Тод через плечо, – что мы называем «информацией», когда это исходит от нас, и «пропагандой», когда это делают другие.

Он похлопал Карен по плечу. – Сегодня вы, дорогая, отлично поработали для меня. Как вы думаете, сколько снимков вы сделали?

– С фон Мальмека по меньшей мере четыре. Не уверена, как они выйдут. Пять снимков в Weinstube. Два снимка – я навела кинокамеру прямо в рот Вильгельму, когда он прикуривал от ваших зажигалок. На трех должен выйти даже шрам на лице Гунтера; и два снимка, когда они кричали: «Хайл Гитлер!» Боюсь, не помешал ли дым, слишком было накурено.

– Wunderbar! Wunderbar! [19]– Тод опять похлопал ее по плечу. И Тут Джой поняла наконец, почему Карен проявляла такой повышенный интерес к косметике.

– Довожу до вашего сведения, друзья мои: в ведении Гунтера находились все военнопленные союзных войск в Бухенвальде. На эту тему я пишу сейчас статью.

Машина плавно скользила по Унтер-ден-Линден мимо молодых деревьев с листвой, блестевшей при лунном свете.

– Мне почему-то казалось, что на этом красивом авеню должны быть тенистые липы, – разочарованно сказала Джой.

– Когда-то тут были липы, – пояснил Стивен. – Но, говорят, липы вырубил Гитлер во время войны.

– И здесь не такое яркое освещение, как на улицах Западного Берлина, – пренебрежительно заметила Джой, надеясь вызвать на спор.

– Да, вы правы, – согласилась Карен, оставив ее ни с чем.

Машина повернула вниз по Фридрихштрассе и пошла по этой широкой оживленной улице с ярко освещенными магазинами: люди толпами выходили из театров и кино, а между домов во всю ширину улицы электрическими огнями горели сводки последних новостей.

– Kriegsverbrecher, – по буквам прочла Джой. – Что это означает?

– Военные преступники, – сухо сказал Стивен.

– А дальше?

– Имена членов боннского кабинета.

Автомобиль нырнул под железнодорожный мост, по Шиффбауердамм Брюке, и повернул на автомобильную дорожку, ведущую в тихий внутренний дворик, казавшийся инородным телом в сердце большого города.

Карен попрощалась.

Тод вышел из машины, и они направились по дорожке среди густых деревьев. Волосы Карен отливали серебром в свете уличных фонарей, а ее хрупкая фигурка казалась фигуркой ребенка.

Тод вернулся и, сев рядом с Тео, сказал:

– Уф! Слава богу, благополучно доставил домой это маленькое сокровище. Благодарю вас всех!

Автомобиль скользнул вдоль Фридрихштрассе, через мост, где Шпрее переливалась серебряной чешуей при свете луны. Тео вел машину, следуя указаниям Тода, замедляя ход, чтобы пропустить пешеходов, толпами направлявшихся к автобусам, поездам и метро. И наконец пристроился к ряду машин, направлявшихся в Западный Берлин.

– Возвращаются из «Берлинер ансамбль». Сейчас там идет пьеса Брехта «Взлет и падение гангстера Артура Уи». Пьеса старая, но все еще действенная. Уи – это Гитлер. Эпилог – всего одна строчка, но эта строчка заставляет зрителей, уходя из театра, задуматься. «Ребенок мертв, но мать, породившая его, все еще жива!» Непременно посмотрите эту пьесу.

В лабиринте улиц, там, где новые здания соседствуют с остовами зданий – скрученными стальными каркасами – и развалинами каменных домов, Джой потеряла всякое представление о том, где они находятся. Наконец они выехали на освещенный луной обширный пустырь, где царило полное безмолвие.

Джой нехотя вышла вслед за всеми из машины; зеленые лужайки поблескивали от росы, и какой-то ночной цветок наполнял воздух благоуханием.