Димфна Кьюсак - Полусоженное дерево

Он грузно уселся за стол и раскрыл портфель. Медленно и внимательно, как делал все, констебль оглядел каждого из сидевших перед ним. Наконец откашлялся и надел очки в темной оправе. Потом, еще раз взглянув на всех троих, сказал:

– Теперь разберем имеющиеся в нашем распоряжении факты.

Это была его стандартная фраза. Он повторял ее во всех случаях жизни, приводя жителей Дулинбы в ярость.

Перечисление имеющихся фактов в данном случае было, по мнению констебля, более чем необходимо, поскольку речь шла не о преступлении, а лишь о нарушении долга. Двое аборигенов, погибших во время автомобильной катастрофы, в сущности, не могли считаться преступниками, хотя по донесениям полиции штата Квинсленд погибший абориген был не так уж далек от этого. Абориген считался смутьяном, зачинщиком всевозможных беспорядков, требовал возвращения каких-то родовых земель, настаивал на повышении заработной платы, а в результате просто сбежал с места своей работы, не испросив на то разрешения у своих хозяев.

– Итак, – торжественно произнес констебль, – мне предстоит заняться мальчишкой по имени Кемми Бардон. Родители его удрали, не вняв законным требованиям передать ребенка в руки полиции для определения в специальное учреждение, созданное для таких, как вышеназванный малолетний абориген. – Констебль повернулся к доктору: – Вы немедленно сообщите мне, как только он выздоровеет, чтобы я смог предпринять соответствующие меры для выполнения закона о попечительстве.

– Конечно, если он только поправится, – угрюмо сказал доктор. Констебль подозрительно смерил доктора взглядом.

– Есть основания сомневаться в этом?

– Мои сомнения более чем основательны.

Констебль вытащил из кармана ручку и, сурово взглянув на доктора, спросил:

– Доктор, готовы ли вы сделать заявление, проливающее свет на то, кто ответствен за состояние больного?

Доктор пожал плечами. Поль неожиданно стукнул кулаком по столу:

– Мы все за это в ответе, все мы! – вскричал он.

– Я должен вас предупредить, – торжественно произнес полицейский, – что любое ваше замечание может быть принято в качестве улики против вас.

– А мне в высшей степени наплевать. Я хочу лишь сказать, что мы все ответственны за это, и прежде всего я. Я не пытался ничего узнать об этом ребенке. Я командовал им, как только мог, он прислуживал мне, разводил костер в дождливую погоду, когда у меня самого не хватало на это умения, он показывал мне, где водится рыба. Я использовал его так, как все мы используем более слабых и беззащитных. А когда он заболел и уже не мог ничего для меня делать, я прогнал его, не поинтересовавшись о его состоянии, не узнав, есть ли у него место, куда пойти.

Констебль помолчал, затем обратился к Бренде:

– Хотелось бы узнать, что может сказать мисс почтмейстерша о своей роли в этом деле.

– Могу без труда объяснить вам это, – резко ответила Бренда. – Я оставила мальчика в своем доме, когда этот человек принес его на руках из леса. Если же вам хочется услышать, стыжусь ли я своих поступков, как стыдится этот человек, – да, именно это чувство грызет меня. Больше мне нечего добавить, за исключением, пожалуй, одного: нет или есть у мальчика шансы на выздоровление, он будет до конца в моем доме. Я буду ухаживать за ним так, как если бы это был мой собственный сын. А раз уж этот человек, – она указала на Поля, – помогает мне, ответственность за судьбу ребенка лежит на нас двоих.

– А когда он совсем поправится, – добавил Поль, – я позабочусь, чтобы он не попал ни в один из этих ваших приютов.

Полицейский кончиком ручки постучал по своим зубам.

– Ну, уж это будет решать закон.

Констебль сплел пальцы рук, положил их на стопку донесений и сказал твердо и решительно, тоном судьи:

– Леди и джентльмены, то, что вы думаете о своей ответственности, это ваше личное дело. Я же снимаю с себя всякую ответственность. И, кроме того, я должен спросить вас, миссис… э… мисс Локвуд, как, по вашему мнению, отнесутся руководители почтового ведомства, узнав, что у вас по ночам в доме находится посторонний мужчина?

Бренда резко вскинула голову.

– Не имею ни малейшего представления, но меня это ничуть не волнует.

– Я протестую против подобных вопросов, констебль, – вдруг вспыхнул доктор.

– Ладно, перейдем к другим. – Констебль наклонил стул. – Поскольку мне поручено это дело, молодой человек, я хотел бы узнать ваше имя и другие сведения для установления вашей личности.