Сирил Коллар - Дикие ночи

Я как будто сшит из кусочков себя самого, как если бы меня сначала разрезали, а потом собрали в совершенно произвольном порядке, лишь бы создать видимость человеческого тела. Я всего лишь сборище перепуганных атомов.

Койка, другая койка, кресло с подлокотником, на который я кладу руку, чтобы сестре было удобно взять у меня кровь. Роскошные квартиры, комнаты горничных, шероховатые стены, к которым я прислоняю свое измученное тело: секс и любовь, нет только ни секунды покоя.

Я все еще хожу туда, где люди напоминают тени, их тела и взгляды встречаются, они приближают собственную гибель. Я возвращаюсь оттуда, оставив за спиной клочья дикой ночи, скелет чуда, на моей спине отпечаток решетки, на теле отпечатки чужих сапог, грудь горит, на лице высыхают чьи-то плевки, трусы намокли…

Краски диких ночей померкли. Блеклая пастель чьих-то курток, вытертых о бетон, серые, замкнутые лица с признаками вырождения, выцветшие джинсы, обтягивающие зады и яйца. Пыль, пятна влаги, слеза, стекающая из-под века; все предметы приобретают оттенок гладкой черной ночи, освещенной оранжевым светом натриевых фонарей.

В памяти остаются рваные черно-белые воспоминания о переплетенных телах, и только солнечный свет Сэми и ему подобных не теряется в темноте ночи.

Телевизор включен, но звук приглушен. Я слушаю пластинку Клэша. Разрушить, сжечь город, эсэрэсовец в каске орет: «Все вон отсюда, нечего тут смотреть!» Залитое кровью лицо убитого вчера Малика Уссекина. Газеты кричат о «моральном поколении», я уже совсем ничего не понимаю. Я вижу перед собой тоскующих людей, которые становятся агрессивными, как только кто-то покушается на их личную свободу. Звонит телефон, это Лора, она спрашивает:

— Мы увидимся вечером?

— Не знаю…

На все ее вопросы я отвечаю «Не знаю» с тем отвращением, которое так ее раздражает. Я ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня, я говорю лишь бы что-нибудь сказать:

— Забудь меня…

— Ты шутишь?

— Конечно, шучу… Я просто ничего не хочу, и тебя видеть не хочу.

— Напрасно.

— Почему напрасно, тебе что, срочно член потребовался?

— И это тоже… Ты не хочешь все-таки оторвать задницу от стула?

— Лора, да я подыхаю…

— Ничего с тобой не случится, я знаю, все будет в порядке.

Я повесил трубку. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не хотел ни выходить из дому, ни читать, ни мастурбировать. «С тобой ничего не случится». Как уверенно Лора это сказала. Восемнадцатилетняя девчонка, которая ничего не знает о жизни. На мгновение я увидел ее совершенно по-иному, ее соблазнительная красота становится уродством, у нее лицо колдуньи: под глазами огромные черные круги, золотистые глаза неподвижны, сальные волосы собраны в пучок, щеки запали и побледнели. Видеть в женщине ведьму — значит отказывать ей в женственности.

Я выхожу в коридор, чтобы выкинуть в мусоропровод пустой пакет. Моя соседка ждет лифта, двери открываются как раз в тот момент, когда я прохожу мимо нее. Она вскрикивает:

— Черт, я забыла переобуться! — потом поворачивается ко мне и говорит:

— Вам не трудно будет задержать лифт на минутку, я сейчас вернусь?

Я смотрю, как женщина бежит к своей квартире: она очень хороша, высокая метиска с длинными бесконечными ногами. Я прислоняюсь к двери, чтобы лифт не уехал, и спрашиваю себя, как это так получается, что красивая женщина живет с бородатым, почти лысым мужиком, служащим в почтовом министерстве, в свободное время пытающимся играть на скрипке и извлекающим из несчастного инструмента жалкие звуки. Моя соседка возвращается, бежит ко мне, держа в руке пару серебряных босоножек. Она говорит мне:

— У меня сегодня спектакль!

— Где?

— В Жювизи.

— А что вы там делаете?

— Я там работаю… веду шоу!

Она задевает меня, проходя в лифт. Дверь уже закрывается, когда она кричит мне:

— Вы должны как-нибудь зайти ко мне в гости!

Я иду выбрасывать мусор и говорю себе, глядя в черную дыру мусоропровода: если бы я был таким же стройным, как эта женщина, то мог бы прыгнуть туда, это был бы славный конец…

Я лежу и никак не могу заснуть. В дверь звонят. Я встаю, надеваю трусы и иду открывать: это Сэми. Лицо у него бледно-зеленого цвета, он спрашивает:

— Я могу войти?.. Или ты не один?

— Один… Входи, конечно.

Он присаживается на краешек кровати, потом вскакивает, срывает с себя куртку, бежит на кухню и наливает себе стакан воды из-под крана. Я никогда его таким не видел.

— Что случилось, ты заболел?