Харуки Мураками - Вампир в такси

Услышав наши шаги, вороны захлопали крыльями и загалдели все разом. Их гвалт поначалу оглушил, но, немного привыкнув, я понял, что они кричат: «Тонгарияки! Тонгарияки!» Омерзительные твари. На вид, во всяком случае.

Управляющий достал из коробки тонгарияки и рассыпал их по полу. Тут же вся стоголовая стая сорвалась с насестов и с жадностью накинулась на угощение. Сражаясь за каждую крошку, вороны хватали друг друга за лапы, целили клювами в глаза. Ага! Ясно теперь, почему они тут слепые.

Дальше управляющий взял другую коробку и тоже высыпал ее содержимое – на первый взгляд, такие же тонгарияки – на пол.

– А вот – то, что не прошло по конкурсу. Вороны опять бросились к еде, но, поняв, с чем имеют дело, жрать не стали и подняли сердитый гвалт.

– Тонгарияки! Тонгарияки! Тонгарияки!– орали они во все горло. Звук раскатывался под потолком, нещадно терзая мои уши.

– Смотрите! Они едят только настоящие тонгарияки, – торжествовал управляющий. – Их не проведешь.

– Тонгарияки! Тонгарияки! Тонгарияки!

– А теперь предложим им ваши новые тонгарияки. Станут есть – прошли по конкурсу, не станут – значит, не судьба.

Мне стало не по себе. Предчувствие подсказывало: ничего хорошего из этого не получится. Разве можно решать такое дело, пытаясь скормить что-то этой дикой банде! Неправильно это. Но управляющий плевать хотел на мое мнение и бодренько разметал по полу мою «конкурсную продукцию». Вороны немедленно метнулись к ней, и тут началось что-то невообразимое. Некоторым птицам мои тонгарияки пришлись по вкусу, и они принялись их пожирать. Другие, схватив кусок, отхаркивали его и поднимали крик: «Тонгарияки!»Ворон, которому ничего не досталось, пришел в дикое возбуждение и долбанул клювом в горло того, кто успел что-то урвать. Брызнула кровь. Еще одна птица налетела на брошенный кусок, но огромный ворон, издав боевой клич: «Тонгарияки!»,напал на нее и распорол брюхо. Вспыхнула потасовка. Кровь вызывала новую кровь, ненависть рождала новую ненависть. Было бы из-за чего... Из-за какого-то сладкого кусочка. Но для воронов этот кусочек означал все. Те тонгарияки или не те... Вопрос жизни и смерти.

– Глядите, что творится! – посетовал управляющий. – Я бросил, а они, видно, не ожидали. Прямо бешеными стали.

Я покинул поле боя в одиночку, спустился на лифте и вышел из здания, где размещалась фирма. Жаль, конечно, что сорвалось с двумя миллионами, но прожить долгую жизнь, имея дело с этим вороньем... нет уж, увольте.

Я решил дальше готовить только то, что мне захочется, – и только для себя. А вороны пусть хоть до смерти друг друга заклюют.

Мы называли это место «треугольником». А как иначе? Не представляю. Этот клочок земли действительно имел форму идеального, будто нарисованного, треугольника. Мы жили там вдвоем. Было это году в семьдесят третьем или семьдесят четвертом.

Если треугольник представляется вам в форме эдакого дельтовидного крыла, то наш был совсем другой – вытянутый и узкий, как клин. Можно объяснить более наглядно: перед вами круглый чизкейк. Берете нож и разрезаете его на двенадцать частей. Получается что-то вроде расчерченного циферблата или окружности, поделенной на двенадцать тридцатиградусных сегментов – кусков торта. Кладете один на тарелку и, прихлебывая чай, спокойно его разглядываете. По форме этот кусок – точь-в-точь наш треугольник.

Быть может, вы спросите, как же получился участок такой неестественной формы. А может, и не спросите. Хотя какая разница – я все равно не знаю ответа. И из местных никто не знает. Известно только, что таким он был с незапамятных времен, таким остается сейчас и, скорее всего, еще долго-долго таким будет. У меня сложилось впечатление, что соседи, во всяком случае, были не очень расположены говорить о треугольнике или ломать себе из-за него голову. Почему они относились к нему с такой прохладцей – как к бородавке за ухом – непонятно. Не иначе, из-за нелепой формы.

С двух сторон треугольник стиснули железнодорожные пути. Одна ветка была государственная, другая – частная. Вообще-то линии шли параллельно, но, наткнувшись на острие торчащего посреди дороги клина, под неестественным углом расходились в разные стороны – на север и юг. Впечатляющая картина. Стоя в вершине треугольника и глядя на проходящие электрички, я чувствовал себя стоящим на мостике эсминца, рассекающего носом волны.