И знал ли он — что эта девка — из ансамбля народных танцев Молдавии — наследственная гейша? Ее мамаша, тоже из ансамбля, пила и пела с Брежневым и Цвигуном за 30 лет до этого… другой декор, другие люди. Другие обстоятельства.
После пятого «Уникума» мы поднялись. Он попилил туда, где шла посадка на «Сабену» и уже лежал в заднем отсеке навеки обездвиженный друг Ян, махнув венгерской фройляйн своей мощной рукой (о, как эту скромницу будут трахать тунисские мачо!), а я пошел в тэкс-фри, чтоб отовариться дополнительно. Купил литровку «Уникума», три пачки шоколада и попросил пакетик жвачки. Цены здесь были выше, чем в пражском тэкс-фри-шопе. Цены в Венгрии всегда были выше, чем в Чехии: рыночные реформы начались здесь с опережением на двадцать лет, с тех пор как мудрый Янош Кадар пошел на рыночный эксперимент в рамках соцблока и наводнил дунайскую столицу джинсами, «Марлборо» и чаем «Липтон». Однако — намного ниже, чем в Тунисе, где мусульманский сухой закон и виски стоит безумных денег.
Раньше — они продавали просто «Уникум», а теперь вернулся бывший владелец — Цвак. Он восстановил производство по старому рецепту и удвоил цену. Я лично разницы не почувствовал.
А вот и Тунис!
Мы подлетали к Тунису ближе к вечеру. Пыльный самум гнал рябь над Хаммаметским заливом, где на свинцовом водном пространстве покачивались белыми точками шаланды местных рыбаков. И тут же — под косым углом — наплыла масса африканского материка. Бескрайний красноватый глинозем. Канальцы, арыки и саманные домики, покрашенные в белый цвет. Бедная зеленью земля, печально напоминающая наши среднеазиатские мотивы, — чего я сюда забрался? Неужто мало красот в Италии, на островах Карибского бассейна? Но память о некогда увиденном мне говорила: они носители того, что в Западной Европе более не существует, — нерасчлененного сознания… Ну что ж, посмотрим.
Двадцать пять лет назад я так же подлетал к берегам Северной Африки. То был Египет. И я был советский студент-переводчик. И Советский Союз был тогда на пике славы (неужели его почти пять лет как нет?). И сам я уже семь лет как эмигрант — можно ли поверить во все это? Я ущипнул себя за ухо.
В маленьком и невзрачном аэропорту Монастира меня встретил Джамель — местный гид. В потрепанном джипе «Чероки» повез в отель «Риад Палмс» — что в соседнем Суссе. В открытое окно я вдыхал столь знакомые майские ароматы этих мест — жасмина, горьких трав и далеких кочевий.
Что же здесь ждёт меня?
7 мая в Тунисе, или обманутые ожиданья
Прекрасный день, прекрасное солнце. Я вышел на балкон нагишом, чихнул, и перед моим взором открылся Хаммаметский залив — кристально чистый в это безветренное утро. С десятого этажа белоснежного отеля «Риад Палмс» видна была песчаная коса пляжа, уходившая налево до бесконечно далекого выступа — где располагался (я определил по карте) Порт-эль-Кантауи. Подо мной — пальмовая роща, синяя капля бассейна причудливой формы (подобно речке) с перекинутыми мостиками и островком, подступавшим к кафе «Барбекью» с соломенной крышей.
По пляжу проскакал младой арабчонок на скакуне, зазывая ленивых туристов, неторопливо прошагал ослик, с которого крестьянин торговал морковкой и финиками. Май здесь — не лучший фруктовый сезон.
В атмосферическом составе было — застывшее и вечное — соленое, идущее от моря, откуда выползли на берег пращуры и, через несколько витков эволюции, расположившись на берегу в кофейне, начали потягивать кофе и курить кальян. Ведь кто-то там, в Европе и Америке, считает, что некие бомбардировки (как в Ливии, Ливане) наводят на арабов панику. Какой неправильный подход! Здесь нету страха, в том числе и смерти, и невозможно запугать то, что вне сущности, как этот неуловимый, змейкой вьющийся восточный музыкальный мотив.
Позавтракал в снэк-баре неважно (арабы мастера готовить ужин, но не завтрак) — круассаны нехрустящи, омлеты без корочки, колбаса и вовсе скверная — вроде советской «собачьей радости». Кофе по-европейски подают жидким, да и вообще хороший турецкий кофе найти в эти дни трудно, — все больше вареная бурда либо мерзкий растворимый «Нескафе», семимильными шагами шагающий по Ближнему Востоку и Турции. Прощайте, чайханы, где в медных турках варили крепчайший тройной — бедуинский кофе. От такого умер в 72-м советский полковник в Сирии, проглотив с похмелья дюжину наперстков. Но об этом в другой раз.
Апельсины здесь тоже хуже, чем в Европе, где в ходу испанские навелинас с толстым пупочком либо марокканские с кровавыми разводами по мякоти.
Читать дальше