Дмитрий Добродеев - Путешествие в Тунис

«Началась Перестройка, и все мы сразу ощутили потребность в деньгах. Петя создал кооператив, но деньги не шли. Я тогда плюнула на этот брак, и мы расстались. И вот прошло 3 года, я была по новой замужем, когда он встретил меня у общих знакомых и сказал: «Послушай, Инна, я разбогатею. Вернись ко мне»! Я только рассмеялась в ответ. А через неделю он исчез с концами. Вот как это было: он взял у банка на фирму большой кредит — в районе полумиллиона долларов — приехал на машине в банк, забрал, и больше его никто не видел. Был розыск — не нашли. Ходили версии, что он убит, что то да сё. Однако я знала: он просто смылся с деньгами, ушел на дно и ждет меня. Хотя он понимал, что если его найдут, ему не жить».

«Год спустя я увидела его на Невском. Он силился подойти ко мне и что-то сказать. В глазах его было невыразимое страдание».

«Когда я направилась к нему, он махнул рукой и растворился в толпе».

«И со вторым мужем не сложилось. Красивый русский парень, Андрей. Но тоже слабак. Мы жили счастливо, но через год я начала его пилить: «Андрей, ну сделай что-то, ну где же деньги (а год уже был 93-й). Он думал-думал и придумал: решил печатать комиксы на русском. Идея эта неплохая, но он же — не профи. Нашел и типографию, и переводчика, осталось дело за деньгами. Была квартира у него — на финской границе, в Выборге, так он ее продал, не посоветовавшись, задешево, и деньги эти выкинул на комиксы. Конечно, погорел. Потом пришел ко мне и говорит: «Послушай, Инна, пропиши. Мне негде жить». Мы жили тогда в четырехкомнатной квартире дедушки, я только что ее приватизировала. На что я отвечаю: «Послушай, Андрей, я очень люблю тебя, но я тебе не верю. Ведь ты покинешь меня через пару лет, потребуешь развода, а в результате я окажусь в двухкомнатной квартире на окраине».

«Он начал хныкать, попрекать меня и даже плакать. Но я была тверда. Я знаю русских мужиков. Сейчас они хорошие, а завтра найдут другую бабу и будут тебя травить… Он плюнул и ушел. Изобразил обиду, стал ночевать у друга Васи, пить. Когда приходил, был просто отвратителен. Короче, я показала ему на дверь».

«Сейчас он стал почти что бомж. Живет у друга Васи, слоняется по подворотням… и изредка звонит. Я вешаю трубку, не отвечая».

«Да, с Перестройкой все вниз пошло. Мой папа почуял свободу, покинул оборонный завод, который вскоре и без того закрылся. В свои 60 он начал писать картины в духе Малевича, заперся на чердаке, курил трубку, читал поэтов серебряного века, Достоевского… Потом и это увлечение прошло. Сейчас он сторож в гараже одной из фирм Санкт-Петербурга. Он открывает им почтительно ворота, счищает снег с машины, берет на чай. Короче, он привратник у «новых русских». А я — переводчица питерского Интуриста. Вожу богатых французов по историческим местам. Получаю приличные чаевые. Жизнь моя складывается неплохо, и я могу себе позволить поездку в Тунис (с карманными расходами — где-то полторы тысячи баксов)».

«Год назад я познакомилась с красавцем-испанцем. Из очень богатой семьи. Познакомились на Международном конгрессе, где он был переводчиком, как и я. У нас были потрясающие ночи в Петербурге, настоящие белые ночи. Потом он пригласил меня к себе, хотел жениться. Их дом — в Хуэльве, у самой португальской границы. Отец его был шефом таможенного управления, наворовал миллионы. У моего Мигеля — квартира в 8 комнат и две прислуги-филиппинки (ну разве смогу я после этого жить с нашим нищим вахлаком)? Его отец — ну просто лапочка, кормил нас с ложечки, водил по ресторанам, мы ездили на сказочные острова… Однако вскоре я обнаружила ужасное — мой Мигель курит гашиш. Он крутит косяки все чаще. Когда не курит — то страшен: взгляд отрешен, безумно агрессивен. И с сексом тоже все нарушилось. Я испугалась — а что если ребенок родится с дефектом? И вот я думаю — что делать? Наверное, поеду осенью последний раз в Хуэльву. Приму решение… Пока — живу нормально и зарабатываю деньги. Особенно в летний сезон. Старички-французы бывают удивительно милы. Они суют мне по 10–20 долларов, и набегает за сезон — достаточно. Я продолжаю следить за внешностью. Почти что каждый день — шейпинг. До этого и после — по три часа не есть. Я мяса не ем, лишь только морепродукты, корнфлекс, йогурт да рыбу. Спиртное — только красное вино, для микроэлементов. Я дома телевизор не держу — влияет плохо на глаза и психику. Два раза в неделю — в солярий, с защитным молочком шестой ступени. Поэтому и кожа моя — как персик, влажная и смуглая».

Та — Стелла — была красавица: с точеной выправкой, с гордо посаженной головой. Когда шагала, ставя ножки по-балетному, то все, блин, таращили глаза — познакомь, слушай! Была она из простой семьи лимитчиков из Мордовии, но имя носила гордое — Стелла. Она сделала наилучший, как ей казалось, выбор — вышла замуж за старика немца — пузатого, разбухшего алкоголика, в одиночку поглощавшего батареи бутылок. Богатенького: у него несколько домов и прочее имущество по Франкфурту. Попала Стелла, как говорится, в хорошие руки. Она летала по автобанам на красненьком изящном «Порше», балдела под музыку и ставила рекорды скорости. Со стариком своим жить перестала, а выставляла ему счета все выше и выше. Он потел, хрипел, но подписывал. Лишь бы она, красавица, иногда исполняла ему оральный секс. Что она и делала, когда уж очень нужны были деньги. Прокрадывалась в его темный особняк на Мотценгассе, находила его распростертого среди бутылок, тормошила и начинала половецкую пляску. Старик просыпался, просил, мычал и был готов выдать любую расписку — за тот самый «орал», который выучилась она делать в «Метрополе» в начале своей непутевой карьеры. Добилась же своего, амазонка! Была счастлива. Имела все, что хотела, порхала — на Багамы, на Маврикий и даже на сафари в Кению. Вот эта пробудившаяся страсть к охоте и стала причиной дальнейших трансформаций.