Олег Егоров - Казейник Анкенвоя

- Спрашивай, - Борис Александрович продолжил смотреть футбольную передачу, точно мы с ним расстались накануне, или же я интересовал его не более, чем игра, результат которой был ему известен заранее. «Ладно, - задел меня грязный прием Анкенвоя вроде того, когда ниже пояса бьют. - Мы тоже гордые. Обождем.

Хотя гордиться нам особо нечем. Успехов у нас кот наплакал. Особенно, после добровольной сдачи показаний лаборанта Максимовича».

- Какой счет? - спросил я ехидно.

Ростов искоса глянул на меня, и в зрачках его на секунду вспыхнули вольтовы дужки, сопровождавшие обычно либо внезапный интерес, либо приступ закипающей злости, но тотчас погасли.

- Выпьешь?

- Это с тобой-то?

- А я выпью, - Анкенвой отрыл дверцу бара у заслонки, отделявшей салон от водительского отсека, достал бутылку бренди со стаканом и выпил. - Есть повод. На семьдесят третьей минуте «Нюрнберг» отыграется.

- Иди ты.

- Хороший клуб, - будто не заметив моей иронии, Борис Александрович пыхнул сигарой, уронил на брюки пепельную гусеницу, и проводки в его темных зрачках заново раскалились. - Куплю его. Клуб с традициями. После двух мировых чемпионатов Бундеслигу выигрывал. В 1920-м и 1948-м.

- А твои сотрудники заранее болеют? – поддал я еще и сарказма.

Мой сарказм он пропустил.

- Рабочие на фабрике болеют. Им один хер за кого болеть. Охрана, падлы, тоже, конечно, болеют. Но это, я тебе скажу, не болезнь. Вот если ты за клуб готов бутылку раскроить о голову кого-либо из фанатов «Штутгарта», и напиться в дрезину, и орать так, чтобы закладывало уши, это я скажу тебе болезнь.

- Слушай, а что я здесь вообще делаю?

- Занятный вопрос, - Анкенвой налил в стакан бренди, и толкнул мне, чуть не расплескавши. - Со мной не хочешь, один выпей.

Один я выпил.

- Сам давно интересуюсь. Как увидал тебя в товарном вагоне с местными хлыстами, Вику сразу на блошиный рынок отправил, чтобы тебе, лоху, кишки не выпустили за первую же глупость.

Судя по сочувствию в глазах Анкенвоя, выглядел я плачевно. Известие о том, что я вопреки его желанию петляю в Казейнике, деформировало меня. Обрушилась к чертовой матери точно карточный домик вся моя логическая постройка. Но сдался я не сразу. Быстренько провертевши в мозгу свою заезженную пластинку, я вспомнил мотив. «Главное мотив. Анкенвой соврет, не дорого возьмет. Аферист высшей пробы, - снова утвердился я на прежних позициях. - Надо с другой стороны подвалить, и я дожму его».

- Словарь, Вика, Семечкин, Хомяков. Странный выбор сотрудников. Это что же? Твои четыре всадника Апокалипсиса? - поинтересовался я, отложив стакан.

- Это, мой милый, твои четыре всадника. У меня свои четыре всадника. У каждого свои четыре всадника.

- Ладно, высший математик. Скажи мне, какова, по-твоему, вероятность, что пять человек, связанных общим прошлым одновременно и случайно окажутся в пункте икс, где их вообще не должно быть?

- Теоретически она стремится к нулю. Но теория вероятности сама по себе аппарат, описывающий случайные события и процессы.

- К чему ты клонишь?

- Допустим, Хомякова я нанял, когда мне надо было кабельное телевидение наладить. Как ты помнишь, он задолжал моей женщине по твоей, кстати, рекомендации. А я помню старые долги. Хомяков справился. А поскольку он всегда мечтал попасть в большую политику, я назначил его Бургомистром. Дальше. Виктория сама ко мне обратилась. На любую работа была согласна за приличный оклад. Мне нужен был смотрящий в поселке, а мужчинам я, как ты знаешь, не особо доверяю. Тем более, уголовникам. Дальше Словарь. О нем я вспомнил, когда подбирал конченого типа с юридическим образованием на место заведующего кадрами. Заметь. Я всего лишь описываю случайные процессы. Но случайные процессы могут содержать внутри себя общую закономерность.

Да. Я понял, к чему он клонит. В какой-то момент по разным причинам я отвернулся от Словаря, и от Хомякова, и от Виктории. Отвернулся, когда они нуждались во мне. Чем не закономерность? Встретившись в Казейнике, они и без княжеского участия могли запросто упаковать мне поганку. А мог и Словарь безо всякого сговора. Самостоятельно. Осталась неясной роль и место Семечкина.

- Семечкин твой, Никола-Чревоугодник, уже кантовался здесь, когда я разоренный комбинат приобрел по надобности, - точно прочтя мои рассуждения, Анкенвой наполнил отложенный стакан. - Добавь. Корешкам твоим бывшим я велел тебя не трогать, иначе головы сорву. Сложнее с Могилой. Пока я его стимулирую, он в конструкции. Но это «пока» скоро закончится.