Олег Егоров - Казейник Анкенвоя

Штурмовик, в котором узнал я жилистого бича, отбился от своей колонны, гулявшей посреди вестибюля, подлетел к раскольнику и смахнул с него милицейскую фуражку.

- А ты за кого болеешь, гнус?

- За него, паразита, - безропотно выпрямил свою линию капитан.

- За «Нюрнберг»! - Провозгласил я победный тост, разряжая атмосферу.

- «Нюрнберг»! – штурмовики выпили стоя.

Я же пить и вовсе не стал. Я подвинул кружку с портвейном униженному капитану, законно положив, что его организм выделяет противоядие, и опустился около на пустующий табурет. Штурмовики меня игнорировали. Надо было что-то завязать с капитаном.

- Как это вы так сносите хулиганские оскорбления? - нагнувшись, я поднял с пола его засаленную фуражку. - Вы карающий орган, или баба в итоге?

- Я участковый, - язык повиновался капитану с трудом. - Шесть соток обработанной глины. И плантация в погребе. Участок меня кормит.

- Какая еще плантация?

Он приманил меня пальцем, и прошептал едва слышно:

- Участковый Щукин.

- Взаимно.

Участковый кивнул, и выдул портвейн за счет заведения. Я оказался прав.

Хуже ему не стало. Ему лучше стало. Проясненные очи капитана сразу нащупали фуражку.

- Это моя фуражка.

Он примерил фуражку назад козырьком, приосанился и весело сообщил:

- Изъятие надо оформить. Портсигар с гостиницей «Украина». А ты сидишь на нем, сотрудник.

Тусклый портсигар с высотным зданием нашелся в кармане милицейского кителя.

Щукин открыл его и стал пересчитывать сигареты.

- Восемь.

- Ладно. Как мне отсюда выбраться?

- Через дверь. И направо. А было девять. Это кто ж столько выкурил?

Действие портвейна быстро заканчивалось. Приятные мысли, захватившие Щукина врасплох, пролили свет на его детство.

- Последний урок физическое воспитание. В женской раздевалке за бетонной ширмой курили. Там входное отверстие калибра 7,62.

Я встряхнул его за плечо.

- Как мне выбраться из поселка, Щукин?

В магазин ввалилась шумная ватага идейных анархистов под управлением все того же Мити.

- Здорово, славяне! – приветствовал Митя колонну штурмовиков. – Ну, как там наши? Вставили «Байеру»?

- «Нюрнберг»! – штурмовики выпили стоя.

Щукин закурил, исподлобья глянул на продавца, отпускавшего товар анархистам, затем обернулся ко мне.

- Ты, сотрудник, страх потерял или пьяный до глупости?

Штурмовики уже орали какую-то немецкую песню, а еще и прибывшие анархисты шороху добавили, так что смысл вопроса разобрал я с большим трудом. Щукин сообразил, и резко ткнул меня костяшками в солнечное сплетение. Сложившись от боли, я невольно уткнулся в его брюхо. Теперь я слышал капитана вполне отчетливо.

- Это Казейник Анкенвоя, - тихо и серьезно сказал мне Щукин. – Назовешь его поселком, или, хотя бы, городом, кишки тебе сразу выпустят. Без суда и следствия. Запомнил?

- Запомнил, - прохрипел я, кое-как восстанавливая дыхание.

- Повтори.

- Казейник Анкенвоя.

- Молоток. Слушай дальше. Из Казейника нам пути нет. Он годов десять блуждает по области. Как - не знаю. Природная аномалия. Но кое-кто знает. И ход есть. Найдешь меня завтра, сообщу подробности.

Он уронил голову на прилавок.

- Ты куда пропал, святой отец? А мы тебя обыскались!

Я обернулся на удивленное, и, вместе, радостное восклицание. Альбинос, возглавлявший колонну штурмовиков, сгреб меня в объятия и снял с табуретки. Альбиноса я приметил сразу, как зашел в магазин. Этот автобусный убийца и виду не подал, что мы знакомы, хотя я затылком чувствовал его пристальный взгляд почти все время, проведенное в магазине. Так же сразу я приметил и Хомякова, что-то уединенно обсуждавшего за дальним угловым столиком с интеллигентного вида юношей в очках. Но к Хомякову я еще вернусь. И вернусь обстоятельно. А в данный момент мне было не до него. В данный момент я был увлечен свирепым альбиносом в самое горнило праздника. Штурмовики меня встретили радушно. Казалось, они ждали меня всю жизнь.

- Оцени, кто с нами братья! - Альбиноса распирало. - Что я твердил еще утром? Такую игру духовенство не променяет! Майн либен августейший! А ты мне что спорил, душа из тебя?

- Что? - побледнел штурмовик со шрамом на подбородке.

- «Что»? - альбинос передразнил сослуживца и локтевым ударом освободил его застольное место. - Перец! Штрафную святому отцу! Кто не с нами, тот покойник! Аминь!

Жилистый Перец, чуть не сломавший мне руки в автобусе, с краями наполнил кружку прозрачной жидкостью из пятилитровой бутыли, до половины уже израсходованной.