Андрей Дмитриев - Крестьянин и тинейджер (Журнальный вариант)

Думал собраться в путь до ночи, но, подоив корову, ощутил во всем себе, даже и в мыслях, такую усталость, что еле добрел до кровати. Сразу уснул и спал почти без снов. Только под утро, перед самым пробуждением ему приснилась дверь, полуоткрытая, там был неясный свет, и кто-то находился там, за дверью, будто ждал его. Он сразу понял: Санюшка — и пробудился, улыбаясь.

С утренней дойкой запоздал, отчего-то ее откладывая. Доил лишь в семь. Сцедив во флягу молоко, стал ждать Рашита. Рашит приехал в восемь, на грузовой «газели», за рулем которой был Грудинкин. Рашит сбросил на дорогу картонные коробки из-под стиральных порошков, для кур, с дырками по бокам коробок, чтобы куры в них могли дышать. Куры долго разбегались по огороду и не давали загнать себя в коробки.

Когда коробки с курами все оказались в кузове, пришел черед коровы. Панюков сам привел ее с пустоши, сам притащил из огорода две доски, сам опрокинул задний борт и сам приставил доски к кузову. Корова не упиралась. Втроем втащили ее в кузов. Лишь когда подняли и заперли с железным грохотом борт, корова замычала, дернулась, пытаясь выпрыгнуть, ударилась грудью о борт.

— Ты с ней поосторожнее, — сказал Панюков Рашиту, принимая от него деньги и пряча их в карман, — она у меня не буйная, она — тихоня…

Рашит, ни слова не сказав, кивнул и сел в кабину. «Газель», трогаясь с места, качнулась, ноги коровы подломились, и она упала на колени. Потом встала, и, пока «газель» не скрылась из виду, тянула шею, и смотрела на Панюкова.

«Мне ее и надо было бы назвать Тихоней, — подумал Панюков, возвращаясь в дом. На крыльце остановился, пораженный странной мыслью: — А может быть, ее и звали так, Тихоней, то есть не люди звали, а — вообще, а я, плеть, и не знал, что у нее такое имя?»

Все стало наконец неотвратимым, и Панюков стал наконец спокоен. Он мыл полы, посуду, вытирал повсюду пыль, потом в дорогу собирался — и безостановочно перебирал в уме свои последующие шаги, стараясь их расположить и утвердить в единственно необходимой, разумной последовательности, одно лишь зная точно: первый шаг — к Санюшке… Без всяких разговоров брать ее — и на вокзал. Ветеринар не будет выступать, а выступит — пять раз потом еще подумает, прежде чем выступать… Если с нею молчать и ничего не объяснять, Саня поймет, что так и надо, то есть все идет как надо, будет и сама молчать, ну, может, чуточку поплачет. Вещей ее не нужно брать с собою никаких, только документы. Ждать поезда в кафе «Кафе» до вечера — это опасно, слишком долго: она пять раз в кафе засомневается. Но можно дать ей выпить, пусть уж она попьет в последний раз, лишь бы молчала, лишь бы сидела бы себе и не противилась. В Москве все будет по-другому. В Москве ей можно все сказать, все обещать, просить прощения за все и от себя не отпускать… Вова когда-то звал работать к себе на автомойку — пусть и берет к себе на автомойку. Пусть заодно и Санюшку возьмет, хотя б уборщицей… Вылечить кожу на ногах от зуда, вылечить Санюшку от водки, потом привыкать жить — ну, да и жить себе. И пусть Кондрат потом ищет, где хочет, если ему больше делать нечего…

Нужных вещей набралось немного, и они легко вместились в старый, еще дембельский, обитый дерматином чемоданчик из фанеры: очки, белье, две майки, две фланелевые рубашки, старый галстук, толстый свитер, кепка с начесом, две книги, подаренные матерью, и «Энциклопедический словарь», купленный когда-то в Фергане, где Панюков застрял на две недели после Кандагара в ожидании отправки домой.

Накинув плащ-палатку на спину, Панюков цепким взглядом оглядел дом. Нет, не забыто ничего. И на дорожку не забыл присесть. Настенные часы, когда присел на край кровати, показывали одиннадцать утра с четвертью. Прежде чем выйти из дому, Панюков часы остановил. Вышел, запер дом, ключ положил сверху, на дверной косяк; москвич — пацан, но и не маленький, и должен будет догадаться.

В половине двенадцатого Панюков стоял на остановке. Он долго ждал автобуса, но шоссе оставалось пустым. За полчаса хоть бы одна машина проехала мимо него. И Панюков развлекал себя, припоминая, все ли учтено. Припомнил неучтенное: как он найдет Вову в Москве, не зная его адреса? Спокойная голова работала хорошо, и Панюков легко додумался: в том электронном письме, которое Вова посылал ему на игонинский компьютер, должен быть обратный адрес электронной почты. Придется поменять последовательность шагов и, перед тем как идти к Санюшке, завернуть в администрацию. Оттуда послать Вове сообщение, чтобы встречал в Москве на вокзале.