Эрик Хансен - Титаник. Псалом в конце пути

На море не было видно ни одного судна, Давидом вновь овладело счастливое чувство бесконечности. Он задыхался от морского воздуха.

— Чувствуешь запах? — спросил Джим.

Запах? Давид принюхался к ветру. Сперва он ничего не заметил, в ветре не было даже намека на запах. Воздух был прохладный, без вкуса и запаха. Он не понимал, о чем говорит Джим.

— Неужели ты его не чувствуешь, он же такой явный? — Джим засмеялся. И в самом деле в воздухе ощущался дух большого открытого пространства, обнимавшего все море, весь океан, все небо. Давид тут же понял, что имел в виду Джим.

— Знаешь, что это за запах?

— Нет.

— Это запах свободы.

У Давида закружилась голова. Джим положил руку ему на плечо.

— Свобода непостижима, — сказал он. — Она может испугать человека, если он не привык к ней. Точно так же, как море.

— Ты вырос на берегу моря?

— Да. На севере, в рыбацком поселке. Наш дом стоял у самой воды. Во время шторма волны иногда хлестали в окна. Но шторм длится не вечно. Чаще на море бывает тихо. В солнечную погоду волны смеются, болтают. Можно вбежать в море, я так и делал в детстве, летом конечно. — Глаза Джима были прикованы к горизонту. — Мы встречали рыбацкие боты, полные рыбы, и сильные, обветренные руки рыбаков лежали на веслах… Подходя к берегу, рыбаки убирали паруса и шли на веслах, понимаешь, раз-два, раз-два, все гребли, как один, и держали курс прямо на берег. Мы, дети, бежали к воде, чтобы помочь им. Сперва вытаскивали боты на сушу, мы бегали по камням и помогали тянуть. Однажды я поскользнулся на мокром камне и разбил голову. Пролежал одиннадцать дней, хе-хе. — Джим не отрывал глаз от горизонта. — А запах рыбы! Ничто не может сравниться с запахом только что выловленной трески… Ты хоть раз нюхал свежую треску?

— Нет.

— Треска блестит и бьется в садках. Крупная и мелкая, плавники ее трепещут. Мы совали руки в садки и гладили скользкую, бьющуюся рыбу… Корпус корабля имеет форму рыбы, он такой же обтекаемый… Рыба совершенна, совершенна, и все тут.

Иногда, если вода прозрачна, рыба кажется блестящим глазом, глядящим из глубины. Но она тут же сливается с косяком. Ты знаешь, что такое косяк?

— Нет. — Давиду стало стыдно. Но Джима не смутило его невежество.

— Косяк — это рыбье стадо. В нем сотни, тысячи рыб. От этого зрелища нельзя оторваться. В глубине как будто скользит множество серебряных предметов. Но видны они лишь мгновение, когда на них падает солнечный луч. В этом есть что-то таинственное. Косяк — это единое целое; он движется, подобно летящей стае. Только еще быстрее, стремительнее. Глядя на косяк, понимаешь, что никогда не сможешь спуститься к нему. Я в детстве мечтал стать рыбой в таком косяке. Хе-хе. Такой же бесшумной и гибкой. И чтобы мою спину так же освещал проникающий сквозь воду луч солнца. Странное, должно быть, ощущение. К этой рыбе нельзя прикоснуться.

— Да, если не поймаешь.

— Ну, это уже совсем другое. Тогда ты прикасаешься словно и не к рыбе. Вытащенная в лодку, она перестает быть рыбой, просто лежит и бьется. В лодке она становится предметом, вещью и должна умереть.

Джим вдруг стал серьезным и даже мечтательным.

— А запах рыбы, когда ее поднимают из моря!.. Наверное, так пахнет само морское дно. Он такой тонкий, странный, немного металлический… он слегка похож… — Джим понизил голос. — Похоже пахнут девушки перед… И вместе с тем это холодный запах, так что это вовсе и не запах девушек.

Глаза у Давида стали круглыми. Но Джим этого не видел. Его взгляд по-прежнему был прикован к полосе, где небо и вода сходились друг с другом.

Давид задумался. Он побледнел. Слова Джима о чем-то напомнили ему.

Джим взволнованно продолжал:

— В нашем поселке все мужчины были рыбаками, кроме священника, трактирщика и лавочника.

Хотя, если на то пошло, трактирщик имел долю в боте моего отца. Боты уходили в море на несколько дней. На рыбаках были робы, зюйдвестки и высокие морские сапоги. А посмотрел бы ты на них, когда они возвращались! Грязные, обветренные. Волосы жесткие от соли. Но по воскресеньям рыбаки надевали белые рубашки и шли в церковь. Они были очень набожны. И никогда не пропускали службу.

Давид невольно улыбнулся:

— Джейсону, наверное, не понравилось бы, что они верят в Бога.

— Ты вспомнил его слова после утренней лекции Жоржа? Да? Нет, Джейсон не понимает, что для рыбака в открытом море, в маленькой лодке… Там Бог для него единственная опора, кроме собственного разума. «Ум всегда вывезет», — любил говорить мой отец. Но когда ум бессилен, остается уповать только на Бога. Представь себе, что лодка перевернулась в открытом море… Представь себе бескрайнее море. Там тебя ум не спасет. Когда парус разодран, а волны захлестывают в лодку больше воды, чем восемь человек способны вычерпать… Многие так и не вернулись обратно. Нет, в море человеку без Бога нельзя. Но вычерпывать воду он все равно должен, тут уж никуда не денешься.