— Музыка!
— Музыка, молодец. Но какая?
Володя окинул взглядом стопку дисков.
— «Металлика»! Она громче всех.
— «Металлика» не пойдёт.
— Почему?
— Ты не сможешь работать в таком ритме.
— Почему это? — обиделся Вова.
— Уж поверь мне.
— Что тогда?
— Стинг может?
— Нет, — на этот раз возражал Володя. — Под Стинга ты слишком стонать начнёшь.
— Точно, — согласилась Катя. — Ты прав.
— «Бони М»?
— «Бони М»… — задумалась Катя. — Тоже не пойдёт. У них ритм совпадает со средней частотой сексуальных телодвижений. Мама сразу подумает: «Ага, «Бони М» поставили… А ведь ритмика их песен совпадает с амплитудой полового акта. Трахаются!»
Поставили вальсы Шопена.
— Может не раскусит, — сказала Катя. — Слишком интеллектуально.
— Ну что, начнём? — подступил к ней Володя.
— Подожди. Во время акта мы должны разговаривать. Если она услышит, что мы молчим — не поверит, что Шопеном заслушались. Сразу сообразит что к чему.
— Может стихи читать?
— Интересно. Ну-ка попробуй.
Володя начал:
— В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной…
— Стихотворение — это неплохо, — размышляла Катя. — Но не вызовет ли это обратный эффект? Мама услышит ритмически-мелодичный текст и подумает: «Ага, стихи читают… Ну какой же человек в здравом уме читает вслух стихи? Трахаются!»
— Что же тогда говорить?
— Уж лучше просто цифры называть.
Володя был не против.
— Начнём? — подступился он снова.
— Подожди, — остановила его Катя. — Всё ли предусмотрели?
— Всё, всё.
— Нет, нет, что-то не то, — она осматривалась по сторонам. — Чёрт! — воскликнула вдруг. — Самое главное упустили. На кровати ведь нельзя!
— Скрипит?
— Скрипит!
— Ну тогда на полу.
Катя задумалась.
— Если только матрац положить.
Наконец-то начали.
— Как он тебе? — спросил обнажённый Володя подругу, показывая на низ живота.
В володином достоинстве не было ничего необычного, и у Кати чуть было не сорвалось: «И не такие видела!», но она вовремя сдержалась. Сказала то, что не могло не понравиться Вовке.
— Класс!
Володя, очень нервничавший всё это время, заметно приободрился.
— А ты успеешь вытащить? — остановилась вдруг Катя.
— Конечно.
— А брызгать куда?
— У меня носовой платок есть.
— Достань. Держи его под рукой.
Володя достал платок. Предприняли соитие. Что-то не получалось.
— Нужен толчок! — сказала Катя. — Напрягись и толкни.
— Он соскальзывает и не заходит… — пожаловался Володя.
— Придержи его.
Так действительно оказалось лучше — введение состоялось.
— Считать, считать не забывай!
— Семьдесят восемь, — забубнил Вовка. — Девяносто шесть.
— Десять тысяч девятьсот двадцать один, — вторила ему Катя. — Пятнадцать тысяч восемьсот семьдесят семь… — она была амбициозней Володи.
Гений Шопена безумствовал, скрипов не было, цифры лились, и носовой платок действительно оказался кстати.
— Заверни и в карман положь, — посоветовала Катя, поднимаясь. — Потом выбросишь.
Привели себя в порядок. Катя побрызгала дезодорантом. Выглянула в коридор.
— Мама! — крикнула маме. — Мы торт идём есть!
— Идите, идите, — отозвалась та из кухни. — Давно вас жду.
— Чёрт! — шепнула Катя Володе. — Давно, говорит, вас жду… Неужели заподозрила?
— Не может быть!
— Ты её не знаешь. Она очень умная. А умная мама — хуже Гитлера.
Мама ничего не заподозрила. Накормила их, расспрашивала Володю о его планах на будущее и всё время шутила.
Пришла пора расставаться.
— Завтра заходи, — сказала Катя. — Сходим куда-нибудь.
— Хорошо, — ответил Володя.
Оказавшись на улице, он первым делом хотел выкинуть платок, но вдруг передумал. «Выстираю и оставлю на память», — решил он.
Двинулся к автобусной остановке. Тёплый весенний вечер медленно перемещался в ночь. Люди были очень приветливы сейчас. Володя ощущал необычайный прилив сил.
«Мужик… — думал он. — Настоящий мужик!»
Он был, в общем-то, неплохим человеком. Неглупым, естественным в общении, весёлым даже. Пожимая руку, всегда улыбался, «как дела» спрашивал — просто как приветствие, но делал это весьма правдиво — казалось, ему действительно интересны твои дела. В движениях был быстр, энергичен — энергия, она так и кипела в нём — он даже через ступеньку перепрыгивал, поднимаясь по лестнице. Взглядом обладал проницательным и при разговоре смотрел всегда в глаза — это озадачивало немного. Он был неплохим — сейчас я вполне могу признать это.
Читать дальше