Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

— Плывите, Фёдор Модестович, плывите.

— Про книгу-то не забудь. Нужно, понимаешь, потомкам оставить.

Джип заурчал и медленно тронулся по освещённой улице. Чем-то она мне напомнила реку с играющим на стремнине хариусом.

Как и тогда, я стоял на берегу, не решаясь забросить в воду наживку. Я боялся нарушить гармонию чужой жизни.

Ещё за неделю до Нового года в Минске была оттепель. Под ногами хлюпала грязь, моросил мелкий дождь, из скверов и парков стремительно исчезали остатки снега, выпавшего в начале декабря.

— А всё Балтика, — сказал Николай Иваную — Она для нас хуже мачехи. Летом выдувает тепло, зимой мороз не подпускает. А небо так на плечах лежит.

— Будет мороз, — успокоил его Иван. — Никуда не денется.

И точно — назавтра ударил мороз. Затрещал лёд на лужах, защипало уши, в обледеневших ветках деревьев засвистел ветер.

— На Минском море, небось, тоже лёд. — удовлетворённо сказал Николай.

— И что? — спросил Иван.

— Подлёдный лов начинается.

— Можно съездить, — согласился Иван. — В первые же после Нового года выходные

— Зачем в выходные, — глянул на него товарищ. — Новый год на льду встретим.

— А что, идея! — загорелся Иван. — Возьмём бутылку, бутерброды, петарды. А догуливать к Сашке отправимся.

Сашка был их знакомый врач. Он лечил приятелей от всех болезней, включая похмелье. По профессии Сашка был нейрохирург. Но главное, он жил в собственном доме в Ждановичах на берегу Минского моря, а вдоме был подвал, а в подвале стояли бутыли с домашним вином. Сам Сашка вина не пил и не раз просил друзей помочь ему избавиться от бутылей. Встреча Нового года вполне подходила для для этой цели.

— Замётано, — сказал Николай. — Ты звонишь Сашке, я готовлю снасти. Пить будем водку. От шампанского на морозе кровь леденеет.

— А не потонем? — вдруг засомневался Иван. — В тебе сколько килограммов?

— Семьдесят пять.

— Во мне восемьдесят…

По виду в нём были все сто, но Николая это не пугало.

— У меня фонарь хороший, — хлопнул он по плечу приятеля. — Посветим под ноги и пройдём, аки посуху. Говорят, мороз до Рождества продержится.

— А на чём поедем?

— На электричке. Машиной мы точно заблудимся или застрянем. В десять вечера отправимся, в одиннадцать будем на месте. Даже половить успеем. А потом к Сашке. Он непьющий, дождётся.

Николай прибыл на вокзал пораньше. В бушлате, валенках, с ледобуром в руках и туго набитым рюкзаком за плечами он сильно отличался от прочих пассажиров, спешащих к праздничному столу. Они ему со своими сумками и пакетами, из которых торчали горлышки шампанского, были просто смешны.

Николай купил два билета, сел на скамейку и развернул позавчерашний «Спорт-экспресс». За весь день не было спокойной минуты, хоть теперь отдохнёт.

Однако насладиться спортивными новостями ему не удалось. Краем глаза он заметил две фигуры. Одна из них была Иваном, а вот рядом с ней вышагивал, сверкая белыми зубами, Абрам.

Абрам, а если быть точным, Абрахам был принцем то ли из Бурунди, то ли из Руанды. В местном университете он обучался социологии. Закончив университет, Абрам отбыл на родину дожидаться своей очереди восшествия на трон. Всё-таки он был принц, хоть и не наследный. Но за пять лет, проведённых в стране хмурого неба, чахлых сосен и промозглой сырости, Абрам привык к праздности, неспешности и пофигизму. Вечерняя водка и утреннее пиво сделали своё чёрное дело. Абраму больше не хотелось на трон. Он хотел в общежитие к белокурым красавицам и весёлым собутыльникам.

Абрам решил поступить в аспирантуру университета, и его не остановила даже женитьба на Делии, чернокожей красавице из знатной семьи.

Он вернулся в Минск с молодой женой и поселился в общежитии для аспирантов. Снова по вечерам он сидел с друзьями за столом, утром отправлялся с ними же в пивную, и Делия, предоставленная сама себе, уходила гулять по городу.

Когда она шла по центральному проспекту, на котором располагались основные магазины столицы, отчётливо слышался хруст шейных позвонков. Ни один мужчина не мог устоять, чтобы не посмотреть вслед высокой, стройной, ослепительно красивой негритянке. Она шествовала по чужим камням, и казалось, что это пантера скользит по саванне, преследуя очередную жертву. А может, это жирафиха меланхолично брела от одного дерева к другому, не замечая с высоты своего роста мелюзгу, снующую под ногами.

Во всяком случае, Николаю она представлялась именно пантерой, в то время как Иван находил в ней сходство с жирафихой.