Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

— Я тоже. Хорошая наживка, но легко срывается. Как звать?

— Алесь.

— Я Петрович. Поэт?

— Прозаик.

— Хм, я тоже. Поладим. Ловил здесь?

— Нет.

У меня клюнуло, я вытащил красноватую пятнистую рыбку, похожую на бычка.

— О, барабулька, — сказал Петрович.

Через полчаса мы знали, что кроме барабульки здесь ловятся ставридка, ласкирь, зеленуха, пеструшка, собачка и морской дракон или скорпион. Позже мне попалась рыба-игла. Засушенная, она потом несколько лет висела у меня на кухне.

— Осторожно! — сказал местный рыбак, пришедший на пирс следом за мной, когда я выдернул из воды чудище с большой головой, разинутой пастью и расшеперенными колючками. — Наколешься — весь отдых будешь болеть.

— Стукни о сваю, чтоб слетела с крючка, — сказал Петрович.

— Не надо, — взял из моих рук леску рыбак. — У них мясо вкусное, мы едим.

Он наступил сапогом на голову дракона и выдрал из пасти крючок.

— Видишь, ядовитые шипы у него на жабрах и на голове? Голову отрезаешь, и все дела.

Я ушёл на завтрак. Петрович — а это был Василий Петрович Росляков — остался.

— Поешь там за меня, — сказал он.

— Может, булочку принести?

— Не надо.

После завтрака я искупался, съездил в центр Пицунды на рынок, прогулялся по роще из знаменитой реликтовой сосны, выпил кофе — отнюдь не такой, как в Сухуми. Перед обедом заглянул на пирс.

Петрович уже ловил на «колесо». Он забрасывал в море на бечёвке кольцо из железного прута, к которому были привязаны поводки. Вытаскивал — на «колесе» сидели две-три барабульки.

— Прогресс! — похвалил я Петровича. — Где взяли?

— Дали, — махнул он рукой. — Слышь, здесь в озеро впадает ручей, в нём копают морских червей. Самая лучшая насадка.

— Понял, — сказал я. — Где, говорите, этот ручей?

— Через дорогу напротив нашего Дома. Там змей много, будь осторожнее.

— Обед начался, — взглянул я на часы. — Идём?

— Не, я попозже. Клюёт.

После обеда я отыскал ручей. В его устье по берегам лежали кучи илистого песка. Я поковырялся в них и нашёл несколько мохнатых плоских червей, на которых, как я уже знал, хорошо брала кефаль. Но это серьёзная рыбалка с хорошей снастью. А у нас барабулька. Перед тем как идти к Петровичу, я забросил спиннинг в устье ручья. Поплавок сразу пошёл на дно. Я подсёк и вытащил крупного чёрного бычка. Закинул ещё раз — снова бычок. Бычки кидались на червя, как ненормальные, наверное, и дрались между собой за право быть первым. Подальше от берега на поверхности воды я увидел несколько плавников крупной рыбы, затем голову змеи.

Бычки толпились лишь в устье ручья, три метра в сторону — тишина и покой. Я вытащил ещё штук пять, смотал спиннинг и пошёл к Петровичу.

Тот сильно обрадовался червям, на бычков не захотел и смотреть.

— Хорошие бычки, — сказал я. — Крупные.

— Не, я барабульку, — отвернулся Петрович. — На море надо ловить морскую рыбу.

В Доме отдыхала моя старинная студенческая знакомая Тамара, писательская дочка. Между прочим, когда-то она была подругой Александра из Дагомыса. Её муж Николай был строителем, но не пил вина, что, согласитесь, было очень странно. Не видел я его и на пляже среди загорающих или картёжников. Вероятно, ему было не по себе рядом с писательской братией, и он то уходил с женой в горы, то уезжал в Гагру.

— Бычки? — оживился он. — А у тебя леска есть?

Я дал ему крючок, грузик и леску, и с этого дня Николай с утра до вечера с коротким перерывом на обед торчал в устье ручья. В пол шаге за его спиной маячила верная жена в белых брюках, воздушной блузке и широкополой шляпе.

Николай заполнил солящимися бычками ванну, завесил ими лоджию — и всё равно их некуда было девать.

— На кухню отдай, — посоветовал я.

— Зачем? — покосился на меня Николай.

— Поджарят.

— Если ты стесняешься, — подала голос Тамара, — я могу отнести.

— Не надо.

Мы с Тамарой переглянулись. Я подумал, что она хочет спросить о моём дагомысском друге, и не ошибся.

— Ты давно видел Сашу?

— В прошлом году.

— И как он?

— Нормально. В Америку собирается.

— В Америку?! — ахнула Тамара.

Я покосился на окаменевшую спину Николая. Никогда бы не подумал, что спина может выражать одновременно боль, отчаяние и угрозу.

«Может, не надо?» — спросил я взглядом Тамару.

«Надо!» — сверкнула она глазами.

— Попросил в американском посольстве статус беженца, — вздохнув, сказал я.

Спина презрительно шевельнулась.

— Бедненький! — Тамара прижала ладони к раскрасневшимся круглым щекам, вместе с бюстом эти щёки когда-то очень высоко ценились. — Кто его преследует?